Саамская поэзия

Аскольд Бажанов

ПЕРВОЕ СОЛНЦЕ
Ночью длинной, ночью темной
в седловине между гор
кто-то добрый и огромный
на снегу разжег костер.
И костер тот, разгораясь,
сыпал в тундру тучи искр,
ночь от сопок отрывая
и бросая клочья вниз.
Ставни туч сорвал с оконца
неба дерзкий ветерок!
В дверь Хибин ввалилось Солнце
и - уселось на порог!

Аскольд Бажанов

ПОСЕЛОК
Над землей раскинулся
неба черный холст.
На земле щетинятся
горы в полный рост.
Под ногами
вымерзший
снег скрипуч и черств.
Январем мне вымощен
зтот зимний мост.
У Большой Медведицы
семь любимых звезд,
а от нас до станции
семь десятков верст.
Слишком скорых выводов
делать не спеши.
Мы живем на Севере,
только не в глуши.
Мы живем с охотою,
к нам судьба добра,
просто мы работаем
далеко в горах,
где и в штиль слоняется
горная метель
и в ущелье скальное
рвется, словно в дверь;
где туманы горные
солнце стерегут;
где ветра просторные
суткам счет ведут.

Аскольд Бажанов

В неброском тундровом местечке
в плену замшелых валунов
на берегу широкой речки
стояло несколько домов.

И здесь, на северной опушке,
уснувшей в девственной тиши,
дороже купленной игрушки
мне были сказки и стихи...

Меж нами три десятилетья
и незаросший шрам войны,
пронзивший северное лето
с ночами светлыми, как сны.

А память требует вернуться,
волной манит к себе река,
и детство в одежонке куцей
зовет к себе издалека.

В нем очутившись, забываешь
и счет годам, и горечь бед.
Уж не вода ли здесь живая?..
А говорят, что чуда нет.

Аскольд Бажанов

Январские ветры в Хибинах ревут.
Хоть тундра не море, но снежные волны
упряжке оленей колотятся в грудь
и бьют по лицу мне и жгуче, и больно.
А я все равно не прикрою лица
свободной рукой в меховой рукавице.
Я мысленно там, у родного крыльца,
к которому надо сквозь вьюгу пробиться.
Но, чтобы на праздник приехать в село,
где милая девушка ждет не дождется,
я должен рассечь этот снежный заслон.
И пусть уж усталость у ног моих вьется, -
привычно привстану на полоз саней,
хореем взмахну у Полярного круга...
Вот тут мы поспорим, кто в тундре сильней:
пастух или ветер, любовь или вьюга.

Аскольд Бажанов

СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ
Глядите: ветер солнечный -
зеленое сияние,
подвижная бессонница,
холодное ласкание.
То светится, как занавес,
то быстрым вихрем взвинтится
погаснув, вспыхнет заново,
играет - не насытится.
Подарок солнца яркого,
на Крайний Север посланный
ласкать земную маковку
зеленым ветром космоса,
затмить мерцанье звездное
картиною диковинной,
светить с луною позднею
над тундрой, снегом скованной
чтоб хоть немного скрашивать
характер неуступчивый
Полярной Ночи, ставшей
бессолнечной попутчицей
доверчивому Северу.

Аскольд Бажанов

ОБЫЧАЙ ПРЕДКОВ
Прежде чем оставить след
на земле желанной,
в церковь свез меня мой дед
в люльке берестяной.
Дед, как честью, дорожил
верой поколений:
вместо пуха положил
в люльку мох олений.
Дед на ласку был не скуп,
мудр был от природы...
Как хотел он, чтобы внук
стал оленеводом,
чтоб охотиться умел,
мог закинуть сети,
чтоб удачлив был и смел,
да и быстр, как ветер!
Чтобы с тундрой в дружбе жил
был ее полпредом
и взахлеб ее любил -
как и наши деды!

Аскольд Бажанов

СКАЗКИ ПУШКИНА
Поспешно побросав игрушки,
не видел дела я важней,
чем сказки, что читал мне Пушкин
устами бабушки моей.
Неторопливо, задушевно,
в словах покатывая «о»,
то страшной ведьмой, то царевной
являлась сказка предо мной.
И эта сказка, будто ранка,
в душе доверчивой легла:
зачем покорная служанка
царевну в тундру увела?
Она ж погибнет там, блуждая
одна, без пищи, без костра;
повсюду рыщут волчьи стаи
в безлюдных сумрачных лесах.
...И вот удача: на избушку
к утру царевна набрела.
В работе нужной и нескучной
спокойно жизнь ее пошла.
Но тут во двор пришла черница...
Я, со слезами на глазах,
просил на том остановиться,
хотел царевне подсказать:
«Не подпускай колдунью к дому!..
И ты, Соколко, умный пес!..»
И я сбежал бы звать на помощь
в чем был, не глядя на мороз,
коль голос бабушки спокойный
я б не услышал за собой:
- Куда ты, внучек? Полно, полно,
ведь это ж сказка, бог с тобой!

Аскольд Бажанов

Нет, луна не собеседница,
но пройтись со мной не прочь.
Из ковша Большой Медведицы
звезды выплеснула ночь
и глядится во Вселенную,
как в открытое окно.
Млечный Путь волною пенною
из миров плетет венок.
Пусть луна не собеседница,
только я хочу спросить:
не она ли та наследница,
уж не ей ли все носить?..
Снежною дорогой синею
я спускаюсь с Карнасурт.
Тени гор косыми клиньями
лунный свет на части рвут.

Аскольд Бажанов

На белых оленях
по белой пороше
в родное селенье
путь мною проложен.
Сполохи сияний,
над тундрой качаясь,
о скором свиданье
мне шепчут ночами.
Рождается песня
под зорькою ранней,
под синь - поднебесьем
о Севере Крайнем.
А тундра нас любит
за верность сыновью.
Мы Севера люди -
горды ее новью.
Горды ее светлой
высокой судьбою.
Попутного ветра
нам, тундра, с тобою!

Аскольд Бажанов

Дед учителем был сверхстрогим,
но, старанья мои ценя,
не спешил подводить итоги -
и за шалость не брал ремня.

Хоть не раз топором запретным
невзначай я камень «тесал»,
и рубанок о гвозди метил,
и стамеску в песок вонзал.

Дед сердился, и даже сильно,
я ж потом изо всех-то сил
в искупленье грехов точило,
глаз не смея поднять, крутил.

В воспитанье немало тестов -
хоть гадай на них: «чет - нечет»;
ну, а главное-то - как в детстве
на наставников повезет.

Выраженьем глубокой ласки,
непременно в вечерний час,
шли саамские наши сказки
до рассвета баюкать нас.

Мы ведь тоже зимой катались
с горки, что за ручьем, в лесу,
только нас хитроумный талыш
до сих пор не поймал в кису.

В январе, ожидая чуда,
лишь восток чуть светлел в снегах,
ждали мы, что олень оттуда
солнце вынесет на рогах.

В детстве радужно-ярки краски,
им всю жизнь не перецвести,
если щедро любовь и ласку
сможем детям своим нести.

Аскольд Бажанов

ПЕРЕВАЛ
Последний солнца луч,
уткнувшись в снег, погас.
С крутых Лойяврских круч
лавины метят в нас.
А нам еще идти,
не пройден перевал,
у трудного пути
не выпросишь привал.
На прочность не впервой
испытывают нас
и ветер низовой,
и даже снежный наст.
Обычно мы молчим,
нам ясен каждый жест.
Бояться нет причин,
но риск - он все же есть.
Стремленье - словно спуск,
что короток и крут,
а мы с тобой - не груз
для древней Карнасурт.

Аскольд Бажанов

Еще огни аэродрома
не набежали на крыло,
а я уж дома, дома, дома,
где все дороги замело,
где зори робко будят утро,
прося короткий день начать.
И дикий ветер Карнасурт
уже спешит меня встречать.
Теплеет взгляд Полярной Ночи
мы с ней друзья и земляки.,.
А я соскучился по дочке -
и нет светлей моей тоски!

Аскольд Бажанов

РАДОСТЬ
Мглы январской следы распутав,
разогнав по ущелью тень,
рыжей лайкой вбежало утро,
упреждая Полярный День.
День пришел - и по тундре радость,
да такая - снегам цвести!
Самый сильный олень из стада
Солнце сопками покатил.
В первый день что у Солнца спросишь?
поздороваться бы успеть.
А олень его враз подбросил
в заполярных ветров круговерть.
Хоть свети - до тепла далеко,
Ночь Полярную убеди:
пусть уходит своей дорогой -
с брошью звездною на груди.

Аскольд Бажанов

ЖЕНЩИНАМ
Взамен духов, и скороварок,
и прочих нужных мелочей
собрать бы женщинам в подарок
букет из солнечных лучей!
А как собрать его зимою и на каком еще лугу?
Я этот вам секрет раскрою, как только руки обожгу!

Аскольд Бажанов

ДЕНЬ ОЛЕНЕВОДА
Огромным белым изваяньем
застыли горы близ села.
Зеленым северным сияньем
цветет Полярной Ночи мгла.
Идет внезапное затишье
на удаль буйную ветров:
и сразу горы станут выше,
и ярче блеск других миров.
А завтра с зорькою холодной,
когда еще не рассвело,
прибудет День оленевода
с упряжкой первою в село,
чтоб колокольчик, медью звонкой
играя, искры высекал
в неповторимом вихре гонки
на гордой шее вожака.
Поют упругие полозья
искусно вязанных саней.
На них пастух в любимой позе,
с ножом на кожаном ремне.
Болотом, чащей ли густою
помчится безоглядно вдаль,
туда, где Солнце золотое
блестит, как первая медаль!

Аскольд Бажанов

АПРЕЛЬ
Апрель снега задорно стружит,
рубанком Солнце возвенчав.
Губастый ветер морщит лужи,
играет лезвием ручья.
Зима отныне осторожно
шалит по тундре холодком...
А в том ручье - малыш дотошный
катает солнышко совком.

Аскольд Бажанов

КАМЕЛЕК
Увезут олени наши нарты
напрямик, по солнечным лучам.
Хрупкий и морозный воздух марта
инеем осядет по плечам.
Ветер марта резок и неласков,
до весны полярной далеко.
Увезут олени нас за сказкой
в одинокий домик над рекой.
И еще нас встретит непременно -
стоит лишь шагнуть через порог -
прокопченный, кладки довоенной,
верный друг - веселый камелек.
Разожжем смолистую лучину,
красный свет запляшет по щекам,
полутьма ухватится за спину,
свет и тень заспорят по углам.
И невольно в этот вечер ранний
проберется в душу тихо грусть.
А за ней придут воспоминанья,
как стихи, что помнят наизусть...
В ласковом июне спозаранку
утро нас лишило детских снов,
осень сорок первого
в землянки
всех переселила из домов.
Детство стало хрупким и тревожным
у меня, у сверстников моих.
Смех наш стал бельчонком осторожным,
затаился, сжался и утих.
Не у всех в землянках были плиты
плиты для землянок не годились,
был в войну еще не позабытым
камелек, что нынче экзотичным
показался сыну и дочурке;
а тогда, землянку освещая,
был он нашей лампой и печуркой...
И когда в году послевоенном
дед срубил для внуков новый дом,
камелек в нем также неизменно
овладел положенным углом.

Аскольд Бажанов

ВЕСЕННИЙ ДОЖДЬ
Весенний дождь - для Севера письмо
с далекого улыбчивого Юга.
Не пряча удивленья, снег промок,
и даже горы вздрогнули с испуга.
Как смел едва начавшийся Апрель
вот так шутить с Полярною Зимою?!
Нет, не простит она ему теперь,
не сдаст свои позиции без боя.
Не ровен час - зима еще сильна.
И будет трудно юному Апрелю.
Не запоздай, Полярная Весна, -
и я прилёту пуночек поверю!

Аскольд Бажанов

ГИМНАСТЕРКА
Одежды новой нам не шили...
Тогда был моден и весом
превосходящий новь и стили
практичный воинский фасон.
Я всем бы хвастал без умолку,
поскольку счастлив был и рад,
когда простую гимнастерку
мне незнакомый дал солдат,
сказав:
«Бери, сынок, в подарок,
смотри, она еще крепка,
вот только цвет ее неярок
и чуть залатанный рукав.
А как идет тебе пилотка,
и сапоги... почти как раз!
Ты - точно мой сынок Володька.
И он пошел бы в первый класс».
И я носил солидно, с толком
бесценный дар фронтовика,
хотя, признаюсь, гимнастерка
была мне очень велика.

Вот снова я на той полянке,
где тридцать с лишним лет назад
сидел у новенькой землянки
войну закончивший солдат.
И снова, кажется, я слышу
его спокойный тенорок
и вижу взгляд его застывший
при слове ласковом «сынок».
Теперь мне ясен в полной мере
тот стародавний разговор.
Он дал мне щедро столько веры,
что, бедам всем наперекор,
по жизни твердо марширую,
как и тогда, назло годам...
А гимнастерку фронтовую
как память - сыну передам.

Аскольд Бажанов

ВЕСНА
Завтра Май, а снег, упрям, не тает,
запугал весну полярный мороз.
К нам весна лишь самолетом летает
в виде маленьких букетов мимоз!

Аскольд Бажанов

Дед собирал нехитрую поклажу,
увязывал на сани у крыльца.
А я все ждал, когда он громко скажет:
«Послушай, Анка, отпусти мальца».
А я мечтал: приеду в тундру, в стадо,
ступлю на наст из солнечных лучей,
и - никакой мне грамоты не надо,
я буду жить, трудиться, как ручей,
что никогда не требует награды
за свой веселый, мелодичный труд.
Брать воду в нем, как должное, все рады
вот имя дать не всякому сочтут...
В моем, еще мальчишечьем, понятье
мерилом жизни был оленевод,
нужнее и естественней занятья
не представлял мой маленький народ...
Но дед молчал, он с матерью не спорил
Потом сказал: «Однако ты права!»
И с плачем выпускник начальной школы
последние экзамены сдавал.

Аскольд Бажанов

Вот и май, а с неба серого
бесконечный снегопад.
Хоть и нет тепла для Севера
все равно чему-то рад,
жду чего-то откровенного,
недоступного зимой,
как приезда друга верного.
Что же все-таки со мной?
Может, просто ночи белые
сон мой выпили до дна?
Иль весна, еще несмелая,
ни в кого не влюблена?

Аскольд Бажанов

ЗАГАДКА
Шахтеру, добывшему уголь,
ушедшему в рейс моряку
не женские ль виделись губы
в березовом теплом соку?
Когда космонавт без опаски
в неведомый космос взлетел,
не женская ль виделась ласка,
не с ней ли он встречи хотел?
Ученый, открывший планету,
ночами ее изучал,
а утром при солнечном свете
земную загадку встречал...
Порой наблюдаем украдкой,
стараясь понять до конца
извечную эту загадку...
Но есть ли конец у кольца?

Аскольд Бажанов

Полночь улеглась на выступ скальный
розовой по-девичьи щекой.
Я спускаюсь тропкою, буквально
опершись на Солнышко рукой,
чтобы невзначай не поскользнуться
на обледенелых голышах...
В майской тундре холодно и куцо
и весна - с грудного малыша.

Аскольд Бажанов

Беда ль, что числился подпаском
и было мне двенадцать лет?!
Я нашим летом был обласкан,
им и обут был, и одет.
Полярный День склонялся чутко
над добрым пламенем костра,
а ночь не брала ни минутки
от ярко-белого холста...
Теперь уж нет ни той деревни,
ни тех землянок по ручью,
и только ели сонно дремлют.
Они молчат. И я молчу.

Аскольд Бажанов

Когда в стихах души не слышится
и нет мелодии в словах,
когда отчаянно не пишется -
давно не хаживал в горах!
Не забирался по расщелинам
на их надежные хребты,
где только мхи, да камни серые,
да дикий ветер высоты.
Он не научен быть покладистым
и не умеет вовсе льстить:
уж коль смеется - то раскатисто,
а коли сердится - грубит.

Аскольд Бажанов

Кто сказал, что северных оленей
скоро будет незачем пасти,
дай, мол, срок - и техника заменит:
на нее лишь сесть да завести, -
и кати по тундре без боязни,
прямиком, по солнцу, без дорог;
на стальной машине не увязнешь,
колеси и вдоль и поперек;
мни березок слабенькие плечи;
ели, сосны походя круши;
мох и ягель вспахивай беспечно;
в светлых речках траки полощи?!
И замрет природа, увядая,
коль красу ее не пощадить.
Будет тундра вечно молодая,
если в ней олени будут жить!

Аскольд Бажанов

МОРОШКОВЫЙ ЦВЕТ
В снегу морошкового цвета
и в изумрудовой листве
пришло к нам северное лето
на ярком солнечном холсте.
И лес, и реки, и вершины,
и я - мечтаем о поре,
когда весь свет сойдется клином
на нашей северной земле.
А лишь привыкнем к буйству лета
ценой немалого труда,
придет сентябрь - и от света
не обнаружишь и следа...
Прощаясь с белыми ночами,
привычно думаю о том,
что в Заполярье все начала
идут иль с солнцем, иль со льдом.

Аскольд Бажанов

Березки вспыхнули стыдливо
душистой клейкою листвой.
В лесу запел комар пискливо,
отведав браги дождевой.
Зажглись на солнечных лужайках
костры густых зеленых трав.
И даже елям стало жарко
в своих игольчатых мехах.
А на болоте, меж кустами,
средь буровато-рыжих мхов
морошка чествует цветами
концерты первых куликов.
Не прячься, Солнце! Больше света
росистым травам поутру!
Не то коротенькое лето
совсем застынет на ветру!

Аскольд Бажанов

ПАСТУХ
Вот опять дожди косые
побрели оленьим мхом,
а ровесник мой - Василий
ходит в тундру пастухом.
Нелегка его работа:
дождь ли, снег ли - на посту,
ночью длинной спать охота, -
не ропщи, крепись, пастух.
Велики стада в колхозе,
волен северный олень,
жизнь пастушья - на полозьях,
вдалеке от деревень.
Как не стлать ему под ноги
дорогих ковров из мха,
речек бурные пороги
не дарить, как жемчуга!
Он для тундры - друг старинный,
ей обязан - как костру.
Тундра б сделалась пустынной,
коль не жил бы в ней пастух!

Аскольд Бажанов

ОСЕНЬ
Уж на серебряном подносе
прозрачной северной реки
разносит пасмурная осень
опавших листьев огоньки.
Они еще теплом лучатся,
но им уж больше не качаться
на ветках сгорбленных берез...

Аскольд Бажанов

Снова осень, грусть по лету, по весне,
снова дождь по мшистой тундре моросит.
Снова где-то очень близко первый снег -
он нам летнее веселье не простит.

Тундра наша затаится и замрет,
будет белой восемь месяцев в году.
Но придет большой весенний поворот -
и за солнцем ночи белые придут.

Мы привыкли и к морозам, и к снегам,
наши зимы невозможно не любить.
Если надо, свяжем ветры по рогам
и заставим их в упряжке походить!

Аскольд Бажанов

То, что было судьбою завещано,
стало - как промах в тире.
Судьба, как ледовая трещина
весною, - все шире и шире.
А между боками трещины -
холодная темная бездна:
я разминулся с женщиной,
что виделась мне, как песня.

Аскольд Бажанов

ТУЛОМА
Я приеду к тебе, Тулома,
хоть и минуло много лет,
посидеть на крылечке дома,
что ступеньками на рассвет.
Память сердца найдет полянку,
где стоял деревянный дом,
и суровой поры землянку,
что дружила с моим ручьем.

Ручеек небольшой, но чистый,
внук предгорного родника,
жил в овраге крутом и мшистом,
и грустила о нем река.
Был он улицей и колодцем
для деревни, ушедшей в лес,
в нем все лето купалось солнце
под журчанье и тихий всплеск.

Не сердись на меня, Тулома,
я приеду к тебе, поверь,
с первым буйным раскатом грома,
открывающим в лето дверь.
Белой ночью найду полянку,
на которой стоял наш дом,
а потом отыщу землянку,
что дружила с моим ручьем.

Поздороваюсь и присяду
возле входа на старый пень,
- Друг мой, сердце, чему ты радо
Здесь войны притаилась тень. -
Только детство, как лучик света,
тьму землянки насквозь пронзив,
песней, некогда недопетой,
зазвучит, как родной мотив.

Не забыл я родного дома,
запах вереска и сосны;
как и прежде, река Тулома,
песней детства ты входишь в сны.
Нет сильнее и проще средства,
чтоб по жизни светло идти:
надо солнечный лучик детства,
обжигаясь, носить в груди!

Аскольд Бажанов

От тундры мне немного надо:
зимой - крутых морозных дней,
весною - солнце мне награда,
а летом - светлый взгляд ночей.

Аскольд Бажанов

ДОМОЙ
Олени чуткие бегут стремительно
путем, не хоженым еще никем.
Им тундра белая неутомительна,
им горы дальние - невдалеке.
Восходы зимние косынкой розовой
ложатся трепетно на грудь Хибин.
Укрыто дымкою село Ловозеро
в одной из тысячи больших низин.
Здесь даль холмистая березкой уткана,
к широтам северным ее влечет.
А расстоянья здесь берутся сутками,
на километры здесь немыслим счет.
А ветры дикке морозом жалятся,
зима на Мурмане - крута вдвойне.
В добротных тоборках, в просторной
малице
пастух заведомо зимы сильней.
На сани легкие присев сноровисто,
домой - и нет пока других забот, -
где с ладной песнею, где с тихим
посвистом
спешит в Ловозеро оленевод.

Аскольд Бажанов

СЕВЕР
В чьем-то «точном» представленье
Север - тундра и пурга,
а саамские олени -
это мясо да рога.
Да уютные «лопарки» -
диво дивное из койб,
легких пим орнамент яркий,
шитый мастерской рукой.
Но пускай узнает всякий
об оленях и о тех,
кто идет в мороз и слякоть
в горы, в тундру, словно в цех.
Тот, кто видел пламень гонки,
пусть прислушается, пусть, -
и тогда услышит тонких,
чутких ног оленьих хруст.

Аскольд Бажанов

В саамском нашем поселенье,
смотрящем в двадцать первый век,
мальчишкам нравятся олени
и сам оленный человек.

Мальчишкам нравятся, как прежде,
оленьи гонки и костер,
саамской вышивки одежда
и ветром меренный простор!

Недаром в нашем поселенье,
идущем в двадцать первый век,
все больше ценятся олени
и сам оленный человек!

Аскольд Бажанов

Ходит по тундре
немым изваянием,
будто куда-то спеша,
возле луны
полыхает сиянием -
Ночи Полярной душа.
Если в сиянья
всмотреться внимательней,
можно подумать всерьез:
кто-то невидимый
мажет старательно
черный огромнейший холст.
Мажет и снова стирает -
не нравится
что-то в картине ему, -
не из желанья
до Солнца
прославиться -
просто из творческих мук.
Есть в этом хаосе
цвета и холода
что-то от солнечных дней,
если на сердце
без всякого повода
стало заметно теплей.
Минут бесследно
полярные сумерки:
вырастет день - и тогда
снова взойдет
над замерзшею тундрою
Солнце - Большая Звезда.

Аскольд Бажанов

КРАЙ МОЙ
Край ты мой просторный,
Север бородатый,
край ты мой озерный,
край ты мой богатый!
В прошлом позабытый,
прозванный медвежьим,
был ты беззащитным,
был ты безутешным.
Выглядел угрюмым,
сдавленный неволей.
Был ты краем чумов,
был ты краем горя.
На погостах дальних
часто смерть гостила,
край многострадальный
счастье обходило.
Радость не селилась
в тундре полудикой.
Так веками длилось...
А теперь - гляди-ка:
разбрелись по сопкам,
по лесам еловым,
по оленьим тропам
города и села;
край мой стал моложе,
все ему по силам...
Мне он - всех дороже,
с ним я всех счастливей!

Аскольд Бажанов

СААМСКОМУ ПАРНЮ
Всякий раз, когда бывает трудно,
чувствуешь - не выдержать борьбы
вспомни: ты хозяин вечной тундры,
а не ветхой дедовской избы!

Октябрина Воронова

Вьюга
(перевод с саамского языка)
Задымило, затянуло
Край нагорья облаками.
Над Кедткь-выррэм злая вьюга
Народилась и - пошла.
Полетели вниз лавины -
Снег и камень,
Снег и камень.
Даль, что утром голубела,
Нынче вся белым-бела.
По домам сидите, дети,-
Отменяются уроки.
В школе дверь сейчас приперта
Толщиной сугробных плит.
Не успела тетка Марья
Снять белье свое с веревки.
Где теперь оно?
Лишь ветер
Знает,
да не говорит.
Третьи сутки злится вьюга.
Третьи сутки стонут сосны.
Замело, как не бывало,
Все дороги и пути.
Под глубокими снегами
Спит село.
Ведь даже взрослым
Ни на ферму, ни в контору,
Ни до клуба -
не пройти.

Только вечного на свете
Не бывает.
Не бывает,
Чтоб навечно поселились
Страх, и темень, и тоска...
И однажды смотрят люди:
Сила вьюги убывает.
Даль опять заголубела.
Растворились облака.

Ребятня с рассветом в школу
По сугробам мчится ловко.
В каждой пуговке на форме
Ярко солнышко горит.
Лишь печальна тетка Марья:
Где белье и где веревка?
Знает ветер шалопутный,
Знает,
да не говорит.

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Снег лежит сугробом пышным.
Легкий, мягкий, словно пыжик...
Солнце яркое с небес
Озаряет зимний лес.
Нет ни облачка над домом.
Небо кажется бездонным.
Тропку к лесу протопчу,
Постою и помолчу.

Снегиря увижу рядом.
Ты куда такой нарядный?
Потрещи своей сестре,
Словно вереск на костре.
Рад ли солнцу, рад ли снегу,
Рад безоблачному небу
Иль, дыханье затая,
Ждешь свидания, как я?

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Только к ночи сдержали упряжки бег.
Мы, озябшие, стали готовить ночлег.
Ставить чум и запаливать в центре костер.
От огня растекаются струйки тепла.
И душа моя снова светла
И чиста, словно струи, бегущие с гор.

А над нами еще виден дальний огонь.
То звезда нам холодную тянет ладонь,
Но не греет ее отдаленный привет...
А в жилище огонь - словно сердце в груди.
Он танцует в веселье, в печали - гудит,
Он - живой, потому что и жизнь - это свет.

Он и в счастье - с людьми,
и в несчастье - с людьми,
Он не любит холодной пустующей тьмы.
Как любовь, что живет постоянно со мной...
Милый мой, если я для тебя дорога,
Будь всегда ты костром моего очага,
А не только далекой звездой ледяной.

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Где же ты, Тарасик, где ж ты, пастушок?
Малица расшитая, выйдешь на лужок,
Тоборки точеные, загляденье весь,-
Так оно, так оно,
так оно и есть.

Не успел с девчонками вдоволь поиграть.
На борьбу с фашистами поднималась рать.
Гимнастёрка ладная, под пилотку - честь,
Так оно, так оно,
так оно и есть.

И ушел, родимый, не пастух - солдат,
От восхода солнца прямо на закат.
И домой принес он радостную весть -
Так оно, так оно,
так оно и есть.

За победой - дети, будто счастье вновь:
Колюшка, Егорушка, Тонюшка, Любовь.
Через все разлучины сохранили честь,-
Так оно, так оно,
так оно и есть.

Пусть пока не сложено песен и стихов,
Как огнями полнятся окна пастухов.
Имени Тарасову, как совхозу, цвесть.
Так оно, так оно,
так оно и есть!

Октябрина Воронова

Ночлег в пути
(перевод с саамского языка)
Долго путь нелегкий длится.
Ночь полярная глуха.
Довелось остановиться
Мне в жилище пастуха.
А за куваксой -
Молчанье.
В тундре все объято сном.
« Пурч-пурч-пурч»,-
Лопочет чайник,
Закипая над костром.

Говорит старик:
- В дороге,
Чтобы вам не уставать.
Надо дедов знать уроки -
Душу чаем согревать.
Не грузинский,
Не индийский.
В пачках или развесной,-
Здесь нам чага пригодится:
Чай целебный,
Чай лесной.

А пока кипит.
Прошу я,
Ушку похлебайте вы.
Только самую большую
Кость из щучьей головы
Дайте мне.
Она откроет
Тайну вашего пути:
За какой такой горою
Можно счастье вам найти?
Поглядите -
Недалёко,
Где-то в ближнем к нам краю.

Пейте чай.
А на дорогу
Я вам сказки пропою...

Октябрина Воронова

О ЧУЗИ - ПОЛЯРНОМ ВОРОБЬЕ
(перевод с саамского языка)
Солнца красного лучи
Взбудоражили ручьи.
Речка вздыбилась подковой,
Ледяные рвет оковы
И с Ловозерских высот
Воды мутные несет.

На поляне между кочек
Ожил маленький комочек,
Будто горсточка земли.
Он взлетел.
И вот вдали
Услыхали песню люди:
Чу-ди, чу-ди, чу-ди, чу-ди...
Это Чузи.
Это он
Разогнал тяжелый сон,
И земля,-
Так дивно пел он,-
Забродила соком спелым.
Из полярной мерзлоты
К солнцу вылезли цветы,
Так узоры вышивая,
Словно радуга живая.
На лужайке у реки
Девушки плетут венки...

Будешь с тундрою в союзе-
И услышишь песню чузи.

Октябрина Воронова

О ПОБЕДИВШИХ ВЕТЕР
(перевод с саамского языка)
На рыбалку в море вышел Феттер.
А навстречу ветер,
Буйный ветер:
- Коль не хочешь ты найти могилу,
Воротись -
Во мне немало силы.
Захлестну волной,
Замою пеной.
Кто тогда тебе поможет, бедный?..

Отвечал ему смышленый Феттер:
- Ты большой хвастун, однако, ветер.
Ну, куда же лезешь ты из кожи?
Спор такой уже бывал, похоже.
Я тебе спою о друге Вульсе.
Помолчи, послушай и не дуйся...

И запел он, повернувшись к морю,
О другом,
Но очень схожем споре.
Был охотник Вулься очень мудрым,
Ветру так сказал он хмурым утром:
- Ты силен.
Но, чтоб себя так славить.
На воде попробуй след оставить...

Дунул ветер -
Море взволновалось,
И помчались в пене вал за валом.
Но когда утихнул он невольно,
Тем же мигом улеглись и волны.
Ни следа на море,
Хоть ты тресни.
Вот и вся о мудром Вульсе песня...

Как на это рассердился ветер,-
Чудом в лодке удержался Феттер,
Весла взял
И греб, забыв усталость,
Чтоб добычи ветру не досталось,
Греб и греб...

Затем в тиши, как прежде,
У огня сушил свою одежду.

Октябрина Воронова

О ПЫТАВШЕМСЯ ЛЕТАТЬ
(перевод с саамского языка)
Кто доверчив, послушай.
История эта
Хоть давно приключилась, но ходит по свету.
Было дичи в лесу -
Как листвы по весне,
Было рыбы в реке - словно игл на сосне.

В те далекие дни
Ни бедно, ни богато
В старой ссохшейся куваксе жили два брата,
Как-то раз говорит один:
- Слушай-ка, братка,
Чем питается маленькая куропатка?
Почки, веточки, камешки, трав семена,-
А гляди-ка,
Ведь к небу взлетает она.
Наша пища не скудная -
Мясо оленей,
Рыба красная,
Жир беломорских тюленей.
Силы много у нас, так как много едим.
Почему ж мы тогда
никогда не взлетим?..

Брату это сказав,
Он подумал недолго
И залез на высокую пышную елку,
Руки вскинув, как крылья, он прыгнул -
И вот -
Средь камней распростертое тело его.
На земле рождены.
Как летать мы могли бы
Или плавать в воде, словно резвые рыбы?
Брат, над телом склонившись, подумал:
«Вовек
Сверху вниз не летают,
А - снизу вверх».

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
...Песни, сказки.
Ночью хмурой
Вас бы слушать до утра.
Но старик оленьи шкуры
Расстелил:
- Уже пора.
Это чага сна лишила,
Солнцем налита она.
Будет сок бродить по жилам,
Будет на сердце весна.
Но поспать хотя б немного
Не мешает никому.
Завтра снова в путь-дорогу,
Я вас рано подниму...

Октябрина Воронова

Встреча
(перевод с саамского языка)
Нынче на селе не знают горя.
Пусть зудит над ухом мошкара.
Приплывает в лодке дед Григорий
С грудой серебристого добра.

На рыбалке солнцем облученный,
Ветром опаленный -
ничего!-
Рыбу раздает Григорий Черный:
Прозвище такое у него.

Навалились дружно, всем колхозом,
Ящики из лодки - в ледники.
И еще осталось -
в гости просим
К нам на угощенье, земляки!
И у всех улыбчивые лица.
Громко ложки за столом стучат.
Будет для друзей вкусна ушица,
Будет кухт отменный для внучат.

А потом в беседе увлеченной
Просидят до утренней тиши...
Деда нарекли Григорий Черный,
Да светлей на свете
нет души.

Октябрина Воронова

Вирма
(перевод с саамского языка)
Речка Вирма,
Речка Вирма,
Что таишь ты в глубине?
С бережка крутого видно
Каждый камушек на дне.
Кто длину твою отмерит,
Кто твою оценит власть?
Вир
в саамском значит -
берег
Ма -
земля, где родилась.
Разлилась ты в устье вольно.
Под ветрами
там и тут
В серебристых шапках
волны.
Будто пыжики, бегут.
На века
сквозь сердце, видно.
Эта чистая струя.
Протекла речушка Вирма,
Вирма -
родина моя!

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Только светом март наполнит
Голубую чашу дня,
О весне капель напомнит,
И сверкая, и звеня.

Станет лед на речке бурым.
Как еловая кора.
И не только ледобуром,
Палкой ткни - уже дыра.

Скоро вешним водам литься,
С гор бежать, и из лесов
Скоро петь веселым птицам
В разноцветье голосов,
Вновь манить путям-дорожкам
Средь пахучих мягких трав
И березовым сережкам
Красоваться по утрам.

Шелест листьев на рассвете...
Всплеск семужий над волной...
Это ветер,
Теплый ветер
Дирижирует весной.

Октябрина Воронова

Бокогрей
(перевод с саамского языка)
Солнца луч - как поводок упряжки,
Два луча - следы оленьих нарт.
Рассиялся золоченой пряжкой
Бокогрей -
весенний месяц март.
Потому, теплом родных согреты,
Как-то по-особому тихи.
Месяца на три еще
до лета,
В тундру уезжают пастухи.

Ласково им машут струйки дыма,
Пуночки порхают в небесах.
Почему ж у Фединой любимой
Слезы, слезы стынут на глазах?

Долго женам встречи ждать желанной.
Пастухов всю жизнь влекут пути.
У груди седого океана
Им стада колхозные пасти.
Жить в заботах радостных и трудных,
Счастье знать,
знакомиться с бедой
И к любимым из полярной тундры
Возвращаться с талою водой.

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Над весенней тундрой гуси кличут.
Торф от снега талого намок.
Маленький олешек робко тычет
Белую мордашку в белый мох.

У него пока и силы мало,
Он на ножках тоненьких дрожит.
Ну, а рядом бдительная мама
Своего дитятю сторожит.

Рядом с ним гуляет и приляжет,
Шерстку пооближет языком,
Ягель на проталинке укажет
Иль напоит вкусным молоком.

Есть чему дивиться олененку:
Нежные подснежники цветут,
На земле ручьи клокочут звонко,
В синем небе пуночки поют.

Соком наливается брусника.
Солнце свет на тундру щедро льет.
Очень скоро мама-олениха
Пополненье в стадо приведет.

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Утром ясным, спокойным
Распахну я глаза:
Что за чудо такое?
Разве есть чудеса?

Одуряюще пьяно
Пахнут травы в лугах,
На душистых полянах,
На речных берегах.

Под сосновой папахой
Где-то в гуще хвои
Кормят малые птахи
Малых деток своих.

На озерную просинь
Вдоль рыбацких глубин
Теплый ветер набросил

Сеть рябую морщин.
Красотою дурманя
Всех парней из села,
Вот телятница Маня
На работу пошла.

И не к праздничной дате,
Но свежи и чисты
На рабочем халате -
Луговые цветы.

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Под напором трудового фронта
Рвется тишина на лоскуты.
Не находит солнце горизонта -
День и ночь сияет с высоты.
Этот свет влюбленных всех тревожит,
Им бы все гулять да говорить.
Кто-то с непривычки спать не может,
Просит окна потемней закрыть.
Я бы тоже ночь бродила, пела,
Было б только с кем глядеть на свет.
Ну, а если спать -
Какое дело,
Есть на небе солнце или нет.

Октябрина Воронова

Прасковья
(перевод с саамского языка)
Не вчера ли
Лето было?
А сегодня - ой-ё-ёй! -
Закружило,
Запуржило,
Засияло белизной...

Молодою,
Озорною
И красивою была,
Самой лучшей на Поное
Мастерицей прослыла.

Где со старостью столкнулась?
Не заметила сама.
Только вышла,
Обернулась -
А вокруг уже зима.

И ходьба теперь -
Не пряник,
С посошком селом бредет.
То ли к Речевой заглянет,
То ль к Матрехиной зайдет.

Свежей новостью уважит,
Посидит,
Чайку попьет.
То быличку им расскажет
Или лувт какой споет.

А недавнею порою
В наше древнее село
Вместе с вышкой над горою
Телевиденье пришло.

Для Прасковьи это диво -
Как чума или война.
Потому,
Зайдя к Клавдии,
Так и охнула она.

- Что ж, племянница, творится?
Стыд-то -
Дымом по селу.
Шьешь ты, девка, рукавицы,
Шерсть и клочья На полу.
У тебя ж в гостях -
Мужчина!
Накормила бы его.
Хоть видна-то половина
Из окошечка того.
Все же, девка, некрасиво.
Мы с тобою лопари.
Пригласила,
Не спросила,-
Так в квартире прибери!..

Ведь случится же такое!
Хоть по-доброму,
Не зло,
Но от смеха над Прасковьей
Все село, считай, трясло.
И в лесу
На всю округу
Вдоль замерзшего ручья
Злая северная вьюга
Заливалась, хохоча.

Октябрина Воронова

Береза
(перевод с саамского языка)
На пожне,
На краю покоса,
Седая,
древняя, как миф,
Растет двустволая береза,
Вершины к небу устремив.

Чтоб песни петь под небесами
Народ обычно занятой,
Приходят коми и саами
По праздникам
к березе той.

Она ветвями чуть поникнет,-
В подарки ветви облекут.
Кто бисера наденет нитку,
Кто шелка принесет лоскут.
Сливаясь цепью хоровода,
Как будто воды в ручейке.
Поют два тундровых народа
На всем понятном языке.

У них,
в печали непокорных,
На все века и времена,
Как у березы этой корни,
Земля-кормилица
одна!

Октябрина Воронова

Веллес-карнос
(перевод с саамского языка)
Жил когда-то в Чальмны-Варрэ
Дед - седая голова,
По прозванью Веллес-Карнос,
Хоть ходил едва-едва.

С ним такая же старуха
Проживала с давних пор,
Слеповата,
Тугоуха,
Лишь язык один востер.

Потому не скучно деду:
Чай попив,
Часам к шести
Задушевные беседы
Начинал он с ней вести.

Всё б судили да рядили
И об этом, и о том.
Жаль, детей не народили,
А без них не красен дом.

Неутешенная старость.
Ночь полярная длинна.
Только память и осталась
О прошедших временах.

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Да и как теперь не вспомнить деду,
Давних дней событья вороша,
Что была когда-то бабка эта
Весела, стройна и хороша.
Сердце застучало часто-часто.
Он, собрав все мужество свое,
В знак любви -
На память и на счастье -
Рукавичку выкрал у нее.

Через год, упряжкой бойко правя,
Пел -
И песням не было конца,-
Как сейчас капканы он поставит
На лисицу или на песца.
А потом с добычею богатой
На оленях, белых, точно снег,
Он приедет милую посватать,
Чтоб не расставаться с ней вовек.

И она не забыла:
В селенье,
Где не так уж и много невест,
Колокольца на шеях оленьих
Растрезвонили добрую весть.

Так и есть,
У крутого овражка
Возле дома ее, под окном,
Та, знакомая прежде, упряжка
Разнаряжена красным сукном.
Веллес-Карнос -
Запомнила кличку! -
В пецьке, белом, как будто зима,
А на поясе - рукавичка,
Что когда-то вязала сама.

И зарделась она,
И смутилась
От незнамо какого стыда,
В боковушку ушла,
Нарядилась,
Все гадала, присесть бы куда.
И туманом глаза застилало,
Голова закружилась вконец,
Когда счастья ей мать пожелала
И согласие дал им отец.

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Ночью лунной, чуть хмельные
После пира, хоть не в срок,
Собирались молодые
В путь далекий.
На восток.

Едут час,
Четыре едут.
Засиял рассвет едва,
Завела она беседу:
- Мой любимый, порсува ...-
И прервал он бег оленей,
Положил на снег хорей,
Осмотрел в недоуменье
Шкуры мягкие под ней.

Все нормально.
Тронул снова.
Заплескалась синева.
Слышит сзади то же слово:
«Порсува» да «порсува».

Злой,
Воткнул в сугроб хорей он:
- Отдохни, а я пока
На костре чаек согрею,
Путь-дорога далека...

Молодая тотчас живо
Узелок достала с нарт
И припасы разложила:
- Скушай, милый мой, кульгар...

Даже плюнул он с досады.
Как, подумал, дальше жить?
Ну и женка.
Это ж надо -
Мужу горечь предложить.

Он ее одернул резко,
Придвигая котелок:
- Ты сама такое трескай,
Я уж как-нибудь
Чаек...
Без привала
Сутки кряду
Мчались, сон забыв, еду.
И она примерзла к нартам,
Словно таз ко льду.

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
...Было.
Мало ли что было.
Но жена его с тех пор
И обычаи сменила,
И нездешний разговор.

И года считать забыли,
Сколько прожили потом.
Жаль, детей не народили,
А без них не красен дом.

Неутешенная старость.
Ночь полярная длинна.
Только память и осталась
О прошедших временах.

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Хорошо, придя из тундры,
Чай покрепче заварить,
После всей дороги трудной
Славно - дома чай попить.

Оця в дом вошел.
Молчанье.
Ни души - лишь он один.
Он включил электрочайник,
Сам за хлебом,
В магазин.

По селу походкой важной.
Как должно отпускнику,
Оця нес кулек бумажный -
Булку свежую к чайку.

Дома - глядь! -
Не верит Оця:
Это что за ерунда?
Холодней морозной ночи
Стынет в чайнике вода.

Оця сел на табуретку
И тотчас же подскочил:
«Я же в радиорозетку
Второпях его включил!»

Вот случится же досада.
Удивленный, он глядит:
Не кипит, так и не надо,
Но ведь и не говорит!

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Что за ночь беспокойная выдалась!
Сын соседки ревет за стеной.
А пурга отгудела и выдохлась
И утихла...
Но что же со мной?

Я не сплю.
И скрипит, не надломится,
У крыльца вековая сосна.
А березка полярная клонится,
И печалится ель, зелена.

Кто стучится?
Соседка ли, ветер ли?
Скрипнет дверь.
Я замок наложу
И читаю бессмертного Петефи
И родные слова нахожу.

Это кажется чудною сказкою.
Открываю в дремотной ночи.
Что любовь -
На венгерском, саамском ли -
Одинаково близко звучит,
И для тех, кому солнце не мерено,
И для тех, кто сроднился с пургой...
Ненавистный, неласковый,
ветреный,
Что же ты не пришел,
дорогой?

Октябрина Воронова

Из детства
(перевод с саамского языка)
Отошла пора морошки.
Повстречался с ночью день.
Деду сети и мережки
Ставить в озере не лень.
По сигам или по палии
Дед и прежде был мастак.
А чтоб рыба не пропала,
Он ее готовил так:
Яму выроет,
А в яме
Все обложит берестой
И солит улов рядами.
Вот и весь секрет простой.
А когда наступит осень,
Нет нужды и яму рыть.
Рыбу можно заморозить.
Как дрова ее носить...
Завтра снова я уеду,
Как обычно в сентябре.
Будет жаль прощаться с дедом
И с рыбалкой на заре.
Старший брат мне скажет:
- Надо
Всем за знаньями спешить.
В Ловозерском интернате
Будешь жить и не тужить...
Я учебу понимаю,
И уроки, и стихи.
Но и в школе
Жду я мая,
Жду я дедовской ухи.

Октябрина Воронова

Чахля
(перевод с саамского языка)
Когда заскучается в доме,
Иди на просторы тайги.
Там маленький сказочный гномик
Живет в корневищах тугих.

Смешной в колпачке своем белом.
Он зла никому не творит.
Но что бы в тайге ты ни делал -
Он все за тобой повторит.

Топориком стукнешь по ветви.
Такой же услышишь ты стук.
А крикнешь - он эхом ответит,
И звук улетит за версту.

Когда же по небу проносят
Дождливые тучи ветра,
То стелет постель ему осень
Из листьев, травы и пера.

И если придешь ты зимою
На это же место, сюда,
Увидишь пространство немое,
А гномика - нет и следа.

Но только плохого не думай,
Своею дорогой иди.
Нет, маленький Чахля не умер.
Он спит.
Ты его не буди.

Октябрина Воронова

Первый иней
(перевод с саамского языка)
В сентябре ударил ранний холод,
И туманы пали на реку.
Светлым утром
Соберемся в школу
И уйдем навстречу ветерку.

А трава бела,
На лужах льдинки.
За мохнатой сопкой солнце спит.
«Кырч-кырч-кырч...»-
То новые ботинки
Или снег настойчиво скрипит?

...Но нежданно солнце из-за леса
Выкатило яркий жаркий круг.
Воздух упоительно прогрелся,
Будто осень отступила вдруг.

Языки-лучи, пылая в сини,
Вылизали землю,
Каждый куст.
Видно, солнцу этот первый иней
Очень уже понравился на вкус.

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Ловозерские горы лишь с виду пологи.
Только издали схожи, как братья, они.
И на юг, и на север крутые отроги,
И такие межгорья -
С тропы не сверни.

Есть две страшные пропасти у Алуайва,
К ним опасно приблизиться -
Так глубоки.
Будто треснули горы
И огненной лавой
Два ущелья две бурных пробили реки.
Это было давно.
Уж не помнят и деды,
Как дрожала земля, сея ужас и страх,
Как сгорали куницы, олени, медведи
В тех огромных и жарких всеядных кострах...

Пасть вулкана
Закрыли сугробы и стужа -
Запечатали пробкою вечные льды.
Лишь местами звенит,
Пробиваясь наружу,
Голубая струя родниковой воды.
Время - лекарь земли.
Все проходит с годами.
Забываются горе, печали, беда.
...Только пропасть,
Что вдруг пролегла между нами,
Как исчезнет, закроется чем и когда?

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Не буду я плакать.
Не буду заламывать руки.
Рыдать, голосить о прошедшем
Лопарке нельзя.
За делом пою
Свою песнь о любви, о разлуке.
И вдруг по щеке
Бисеринкой скатилась слеза.
Ну и что?

И руки, и пальцы в движенье.
Мелькает наперсток.
Сижу я и шью
И тихонько пою про житье.
Потуже мне швы затянуть
И привычно, и просто.
Но все же непрошено
Капнет слеза на шитье.
Ну и что?

Я в доме одна.
Это время приходит такое.
С осеннею стужей
Поднялись птенцы на крыло.
Что им делать в гнезде?
Им еще далеко до покоя,
Им не скоро еще
Возвращаться в родное село.
Ну и что?

Где-то дочка живет,
На работу уходит в детсадик.
Верно ей нелегко,
Но не скучно среди ребятни.
Служит в армии сын.
Пишет мне, что в воздушном десанте
Летает с друзьями.
Крылатым собратьям сродни.

Сентябрь наступил.
И мне тоже пора на работу.
Закончилось лето.
Как грустная песня моя.
Опять окунаюсь
В родные дела и заботы.
И встретят меня
Школьный дом
И большая семья.
Так и есть!

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Влажно утро.
Восход с позолотой.
Даль прозрачна, ясна, широка.
Затопила луга и болота
По весне, как большая река.
Вновь заботы у деда Трофима:
Он копается в снастях своих.
Нагуляются нынче налимы,
Да и щуки
В лугах заливных.

Скоро, скоро, у лета на гребне,
Сенокоса наступит пора.
Словно стяги.
Поднимутся ценьге
Там, где рыба клевала вчера.

И пойдут краснощельцы на пожни
Работящий и дружный народ.
Будут косы звенеть, осторожны,
И вставать за зародом зарод.

И у деда Трофима работа:
Хоть давно уж не косит он сам,
Но зато золотую погоду,
Как синоптик,
Предскажет косцам.

Октябрина Воронова

Дом у реки
(перевод с саамского языка)
На берегу реки Поноя
Построен дом давным-давно.
Но ни зимою, ни весною
Не светится его окно.
Угрюмый, темный, словно келья.
Не вьется над трубою дым.
Дом пуст и молчалив, как Кейвы,
Грядой встающие за ним.
Добротно рубленный на камне,
Он только прошлым и живет.
И так близка его тоска мне,
Родившейся у этих вод.
На петлях дверь повисла косо,
К крыльцу придвинулись леса.
И только в пору сенокоса
Здесь раздаются голоса.
Живет совхозная бригада
Неделю или десять дней.
И каждое бревешко радо
Тому, что видит вновь людей.
Народ рабочий веселится.
На кухне ужин раздают.
И в старых сенцах половицы
Не то чтобы скрипят - поют...
Но осенью, сырой и вздорной,
Из дома выветрит тепло.
Последней лодкою моторной
Уедут все в свое село.
И дом окутает молчанье.
Развеет над трубой дымок.
Лишь долго-долго будет чайник
Хранить остывший кипяток...
Коль на ночевку захотите,
Туристы или рыбаки,
Вы не стесняйтесь,
Заходите,-
На доме не висят замки.
Пусть каждый как хозяин будет.
Готовьте на плите обед.
Ведь сердце дома - это люди.
Их нет -
И значит - жизни нет.

Октябрина Воронова

Часы
(перевод с саамского языка)
Над работой
Никну, никну
И тяну
Иголку с ниткой.

За петлей
Ложатся петли.
Тише, время,
Бег замедли.

А часы,
Не зная сбою,
«Тик» да «так»...
Как мы с тобою.

Так и льются,
Словно воды.
Год - за годом,
Год - за годом.
Дай мне, время,
Ветер с юга,
Чтоб скорей
Нашла я друга,

Чтоб о счастье,
Не печали,-
Тик-да-так -
Часы стучали.

Тик-да-так...
Приходит старость.
Только память и осталась.

Октябрина Воронова

Снегопад
(перевод с саамского языка)
Снег идет по январю,
Снег укрыл дома.
Я тебя благодарю.
Зимушка-зима,
Вот за эту белизну
Над лесной грядой,
За зеленую сосну,
Ставшую седой,
За резные кружева,
Павшие с небес,
И за добрые слова,
Что шептал мне лес.

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Я стою у крыльца
На пороге родимого дома.
Белизна,
Белизна без конца...
Как все это знакомо.

Нарядилась зима.
Как шаман, по-над тундрой несется.
Ну, а я-то, я знаю сама:
Здесь в гостях -
Даже солнце.

Этот холод и снег.
Повторяются неоднократно.
Но года,
Что прожил человек,-
Невозвратны.

Как любила я эти края,
Утро каждое песней встречая.
Не заметила -
Юность моя
Отцвела иван-чаем.

Солнце радости заволокла
Туча скорбная
В ливне и громе.
И в душе не осталось тепла,
Как в нетопленном доме.

Были счастливы мы,
Токовали весной на опушке.
А теперь
Посредине зимы
Я одна, как кукушка.

Ни покоя, ни сна.
Руки-плети без сил опускаю...
Вот опять на дворе
Белизна,
Белизна-то какая!

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Тундры белое полымя..
Стылые снежные скаты...
Человека не встретишь
За тысячу верст, хоть кричи.
Расскажи мне, земля.
Почему же зимою мертва ты?
Разве жизнь замирает
В холодной полярной ночи?

Лишь ознобные ветры
Вздыхают отрывисто, тяжко.
Не о том ли когда-то
Пастух седовласый мечтал,
Чтобы тундра проснулась
И шубу свою -
нараспашку.
Нужен уголь стране,
И бесценная нефть,
И металл.

Чтоб дорога легла
Под тугие машинные шины.
Чтоб земля позабыла
Свой долгий беспамятный сон.
Чтобы даже в горах
Уходящие в небо вершины
Осветились огнями
Искусственно созданных солнц.

Посмотри,
как растут города,
Не окинешь и глазом.
Рудники на упряжке
Уже не объедешь за день.
И доверчиво путь
Уступает огромным БелАЗам.
Тихоход,
старожил этой тундры

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Пятьдесят.
Уже полвека.
Как подумаю - беда.
Что осталось человеку?-
Было,
было,
было,
Да...

На работе не ленилась,
Весела и не горда,
От людей не хоронилась,-
Было,
было,
было,
Да.

В очаге огонь держала,
Чтоб еда была всегда,
Скот пасла,
Детей рожала,-
Было,
было,
было,
Да.

Взять ружье и встать на лыжи
Все могла я без труда.
Я с тобой казалась выше,-
Было,
было,
было,
Да.

Издалёка возвращаясь,
Ты ко мне спешил всегда,
Дом наш взглядом освещая...
Было,
было,
было,
Да.

Как дожди, отморосили
И пропали без следа:
Наша юность.
Наша сила.
Было,
было,
было,
Да.

Нет!- рыданье не годится.
Пусть все прошлое - былье.
И под старость мне гордиться:
Все, что было,-
все мое!

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Не заметили, как
Желтокосая осень к концу подошла.
Все живое на зиму
Готовит запасы тепла.
Потемнели дожди.
Стылой ночью не видно ни зги.
На большие глубины
Уходят в озерах сиги.
Даже звери в лесу
Поменяли окраску и шерсть.
По утрам под ногами
Дедок шебаршит, словно жесть.
В доме двери подогнаны,
Плотно заложен чердак.
В окнах рамы двойные
Глядят в наступающий мрак.

Как долги вечера
В Заполярье, продутом насквозь!
Здесь желанен, как воздух,
Любой, хоть непрошеный гость.
Только скрипнет едва
Припорошенный снегом порог,
Сразу - чай на столе,
Шаньги свежие,
С рыбой пирог.
Я теплом поделюсь,
У меня его хватит на всех.
Если чай не поможет,
В запасе есть шутки и смех.
И словами нельзя объяснить,
Как я рада гостям!..

То, что будет потом,
В одиночестве,-
Это пустяк.

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Как длинна эта ночь,
Как мрачна эта темень.
Свет окна моего
Как пятно на снегу.
Лечь давно бы пора.
Надо спать в это время.
Только я до кровати
Дойти не могу.

Сын домой не пришел.
Где же он, полуночник?
Ведь во мраке
С бедой повстречаться он мог.
Наконец-то звонок.
Открываю - сыночек.
Он счастливый,
Сияет, как вешний цветок.

И на слезы мои
У него уверенья:
- Ты прости,-
А глаза полыхают огнем.
Если кто-то один -
Тихо тянется время,
Очень быстро летит оно -
Если вдвоем..

Октябрина Воронова

Юбилей
(перевод с саамского языка)
Пристают в селе к Егору:
- Дед, ходи повеселей!
Золотая свадьба скоро,
Ох и справим юбилей!..
Он вздыхает виновато
Да качает головой:
Поскупилась жизнь на злато,
Горя выдала -
с лихвой.

А ведь было...
На поляне
Над дремотною водой
Подлетал к невесте Анне,
Словно лебедь молодой.

Лучше свадьбы,
Веселее
Не видали за века.
У гармоней
от усердья
Порастрескались меха.

Песни пели,
И плясали,
И галдели всяк свое.
Вдоль Вороньей
над лесами
Разлеталось воронье...

Да недолго было длиться
Пляскам - грянули бои.
И другие -
злее -
птицы
Клювы вскинули свои.

Хоть не все еще допето,
Хоть и жизнь в рассвет звала,-
На полях под Будапештом
Песня
ранена была.

Под Архангельском
Палата
Госпитальная тиха.
Дышат легкие хрипато.
Как гармонные меха...

Было все потом на свете:
Лес рубил,
Оленей пас.
Где резвились раньше дети,-
Внуки бегают сейчас.

И уже опять к Егору
Пристает народ в селе:
- Золотая свадьба скоро...
Ох и справим юбилей...

Он смеется:
- Вам плясать бы!
Мы же
старые с женой.
И зачем вторая свадьба?
Нам достаточно одной!

Октябрина Воронова

(перевод с саамского языка)
Желтый ветер шуршит
Облетевшей листвой, как соломой.
И от шумных порогов
Прохладою веет в лицо.
Дед и бабка сажают
В честь внучки
сосёнку у дома:
- Приживется.
Смотри
И запомни свое деревцо...

А село над Поноем
В бору утонуло сосновом.
Зеленеют стволы,
Может, пять, может, десять веков.
Средь посаженных предками
Старых деревьев и новых
Как найти мне деревья
Моих дорогих стариков?

Я запомню свое...
Ах, какие пушистые ветки!
Пусть растет выше крыш -
Смоляная земная краса.
Я ведь тоже хочу,
Чтобы в нашем неласковом веке
В честь людей
на планете
Всегда зеленели леса.

Октябрина Воронова

Поле жизни
(перевод с саамского языка)
Человеческий быт переменчив.
Все сильнее тревожит меня:
Поле жизни становится меньше.
Ближе кромка последнего дня.
Нет печалей и радостей вечных.
Но гляжу я, прищурив глаза:
Отделясь от проталинок вешних,
Шумно птицы летят в небеса.
Поле жизни для них - это воздух,
Солнца свет, синева, облака.
Там за звездами -
новые звезды,
Не открытые нами пока.
Нету связи с другими мирами.
Не доходит дотуда сигнал.
Сделать все,
что не сделано нами,
Завещается нашим сынам.

Аскольд Бажанов

Гуси
Гуси прощались с тундрой
криком, щемящим сердце.
Им будет очень трудно,
нет, им не отогреться
под африканским небом,
север им будет сниться
с майским дождем и снегом,
лаской болот бескрайних,
шумом речушек горных.
Север, пусть даже крайний,
учит быть душу гордой.
Здесь отродясь причалы,
всех, кто на «ты» с волнами.
Здесь жизни птиц начало,
и проживают Саами!

Аскольд Бажанов

Цвет любви
Не спешила б ты, осень, с инеем,
заплуталась, ну хоть бы раз.
Иван-чай бы жил, цвет малиновый,
душу радовал, тешил глаз!

Ляжет в августе ночь невинная,
тундру ласково обоймет.
Иван-чай, мой друг, цвет малиновый,
о любви своей мне шепнет!

Не привычен я к краскам бежевым,
не горят они, не влекут.
Детски радуюсь снегу свежему,
солнцу первому и цветку!

Аскольд Бажанов

Смотри, в серебрянном подносе...
Смотри, в серебрянном подносе
прозрачной северной реки
разносит пасмурная осень
опавших листьев огоньки.

Они еще теплом лучатся,
но им уж больше не качаться
на ветвях ласковых берез:
прошла пора тепла и грез!

Зима уже не за горами,
она спускается с вершин,
спешит ущельями Хибин,
как смоль густыми вечерами.
Мороз холодною щекой
коснулся осени нагой!

Аскольд Бажанов

Избушка
Быт в избе здоров и прост,
есть и стол, и нары.
Можешь встать хоть во весь рост,
печка пышет жаром.
Полушубок и треух
на рога повешу.
Хоть пиши, хоть думай вслух,
не разбудишь беса!

Аскольд Бажанов

Оленевод
Вот опять дожди косые
побегли оленьим мхом,
а ровесник мой, Василий,
ходит в тундру пастухом.
Тяжела его работа,
дождь ли, снег ли - на посту,
ночью длинной спать охота,
не ропщи, крепись пастух.
Велики стада в колхозе,
волен северный олень,
жизнь пастушья на полозьях,
вдалеке от деревень.
Где проходит он со стадом -
то лесиста, то нага,
то нежна, то беспощадна,
то по девичьи строга -
всюду тундра, взгляд озерный
в шапке заячьей Хибин.
Не для всех она покорна,
но пастух всегда любим.
Как не стлать ему под ноги
дорогих ковров из мха,
речек шумные пороги
не дарить, как жемчуга?
Для нее он друг старинный
и обязан, как костру:
тундра б сделалась пустынной
коль не жил бы в ней пастух!
На семь месяцев Василий
из Ловозера уйдет
в стадо, в тундру, в часть России,
прославляя свой народ.

Аскольд Бажанов

Березка
Вершины не помнят времени,
горды и невозмутимы.
Плутают в них тропы древние,
на камне едва различимы.
Дожди их полощут дружные,
заботливо кутают тучи.
Проносятся зимы вьюжные,
оставив снега на кручах.
Березка корнями вяжется
за выступы скал отвесных.
С ней ветры шутить не отважатся,
она не красой известна.
Мы любим ее за мужество:
ветра и мороз трескучий
напрасно, беснуясь тужаться
сломить ее нрав живучий.
Полярную зиму выстоит,
и с песнею горных речек
победно листочки выставит
желанной весне навстречу.

Аскольд Бажанов

Олени - это жизнь
Для внука вдруг красивые стихи
дороже стали дедовских оленей.
«Переведутся, видно, пастухи
в большом, исконно саамском поселенье.»

«Другой работы в тундре не ищи»
говаривал стареющий родитель,
«Олени для саама - это жизнь,
хотите ль вы того иль не хотите.»

Все думы и пути переплелись
с кочевьями, кострами и оленем.
Немыслимой без них казалась жизнь
для всех до нас прошедших поколений.

А как же мы? Ведь двадцать первый век
с нас строго спросит, что ему ответить?
«Коль есть олень, найдется человек,
чтоб у костра восход морозный встретить!»

Аскольд Бажанов

Весенняя страда
Озера солнце майское купают,
в студеной по-весеннему воде.
Проснулась тундра светло-голубая
и гомон птиц разносится везде.
Нас, северян не балует погода:
терзает май, то дождь, то снегопад,
и все же пастухи-оленеводы
и день, и ночь находятся у стад.
Не знать поры ответственней и строже,
когда в стада врывается отел.
И каждый день весенний будет прожит
рачительно и ярко, как костер.
Для пастуха привычно и почетно
держать в руках доверчивых ягнят,
незаменимых северных животных,
дарить и жизнь, не требуя наград.
В ежедневной будничной работе
глубокий смысл, призванье пастуха,
его благословенные заботы,
прошедшие нетленно сквозь века!

Аскольд Бажанов

Белая ночь
Как пахуч первый лист берез,
вдохновеньем не обманусь.

Ночи Белые - ливни грез,
все в них горько, и цвет, и вкус.

И горжусь я, и даже рад,
что в июне пропала ночь.

Солнце тщетно ищет закат,
кто сумеет ему помочь?

Только август развеет свет,
и напомнит, что есть закат,
а пока вот заката нет:
и июнь в том не виноват!

Аскольд Бажанов

Мечта
Прикурить бы не от спички серной,
лучше от живого уголька!
Ради этой женщины, наверно,
всю бы жизнь прожил у камелька!

Я не только б ездил на охоту,
брал дары с капканов и силков,
перекрыл плотиной речку Лотту
из своих неизданных стихов!

А когда, порядком поостарясь,
вдруг услышу милых предков зов,
истоплю-ка баню да попарюсь,
чтоб сказать, как прежде, я готов!

Аскольд Бажанов

Лыжи
А лыжня круче, выше
вьется склонами гор.
У «карельских» и «фишер»
начинается спор.

Я иду не научно,
ходом предков простым.
Впереди меня звучно
«фишер» снегом хрустит.

Как волшебное слово,
я шепчу по слогам:
«На своих, на еловых
я ни метра не сдам!»

А подъем все крепчает
впереди Элла-вуэйв,
ход горяч и отчаян,
ветер - в спор не встревай.

Эти лыжные страсти
не остудит метель.
На лыжне спорят пластик
и карельская ель.

Пусть рассудят нас кручи
на своем острие.
Чьи же все-таки лучше,
чьи же лыжи сильней!

Аскольд Бажанов

Январский свет приходит на минуты...
Январский свет приходит на минуты
и снова тает где-то возле гор.
У нас сейчас темно и неуютно,
но пастухи всегда ведут дозор.

Им не-легко, доказывать не надо:
с полярной ночью трудности вдвойне,
оленевод и тысячное стадо,
им не впервой ходить наедине.

Олени теплой, стелющейся тучей
идут сквозь ночь на розовый восход,
их с нашей древней тундрой не разлучишь,
их не заменит юркий вездеход.

И даже в век космических полетов,
разительных, но добрых перемен,
для саама заповеден и почетен
не-прихотливый, Северный олень!

Аскольд Бажанов

Морошка
Спору нет, известно многим,
что морошка - божий дар.
У нее хозяин строгий
и зовут его Комар!

Кто желает ягод вкусных,
не скупясь, бери с собой:
тюбик мази от укусов,
валидол и... зверобой!

Аскольд Бажанов

Восход в январе
У сосны восхищенной слезки
изумрудом зажег восход.
И взгрустнули во сне березки,
им приснился весны приход.

Ходит лесом январь колючий,
он на солнце пригреться не даст
Вслед за ним тяжело и звучно
содрогается синий наст.

А мороз все сильней сжимает
беззащитной березки грудь.
Далеко до весны, до мая
- трижды стойкой, березка, будь

Аскольд Бажанов

Веснушки
Заполярному солнцу послушны
по законам неведомым нам,
побежали смешные веснушки
у дочурки моей по щекам!

Пусть у женщин веснушки не в моде,
но стыдиться не следует их.
Ими щедрая наша природа
Отмечает лишь самых родных!

Аскольд Бажанов

Праздник
Так случалось в каждом новом марте,
без каких-то видимых причин.
Мы переживаем, как на старте,
с трепетом взобравшись на трамплин.

И, застыв, чтоб совладеть с волнением,
не по принуждению, не на приз.
Ощущая светлое мгновенье,
радостно летим, сорвавшись вниз!

Что же это происходит с нами,
не дай бог еще войдем во вкус.
В каждом марте подлинный экзамен
для мужчин на зрелость дел и чувств!

Аскольд Бажанов

Упряжка
По ветру, как под парусами,
не раз заплакать был готов.
Мы с мамой, чинно впрягшись в сани,
шли в лес, на заготовку дров.

Обычно ездки проходили,
когда над тундрою луна.
И мы б сельчан не удивили:
уже полгода шла война.

У мамы не было оленей,
зато с лихвой мужских забот.
Грядут другие поколенья,
но без оленей саам не тот!

Коль есть рассвет, и есть олени,
жизнь не пустая чехарда.
Оставьте саамам во-спасенье
озера, тундру и стада!

Аскольд Бажанов

Юрькино (интернат)
Я опять в сорок первом,
первый класс, интернат.
Но урок мирный прерван ...
слезы... щепки от парт...
Налетели фашисты
утром ровно к восьми!
Небо осенью чисто,
как Туломская синь!
Мы сбежали на берег,
под столетнюю ель.
Чтоб в спасение поверить,
коль нельзя без потерь.
Пули, точные граммы
нас искали в бору.
Кто-то громко звал маму,
я дрожал, не совру!

Аскольд Бажанов

Видно предок был очень любим...
Видно предок был очень любим
и Полярной зимой, и костром,
если нынче досадливый дым
вызывает душевный восторг!
А любовь та была не проста,
тяжела, как гора Карносурт.
Знал мой предок, что тундра чиста
и не знал, что есть фтор и мазут.
Прадед дальние тропы любил,
строил лодки, точил топоры,
На Нотозере рыбу ловил,
пас оленей у Тевлик горы.
Он хозяином был крутым,
мотовства не терпел на нюх,
и с ремеслами был на «ты»!
И - талантливый был пастух!!!

Аскольд Бажанов

Я виноват, что нет в живых отца...
Я виноват, что нет в живых отца,
и что олень мой в стаде не пасется.
Я виноват, что не обрел крыльца,
которое родительским зовется.
Я виноват, что надорвалась мать,
в сплошном послевоенном лихолетье.
Я виноват, что не сумел понять,
откуда дул на нас смертельный ветер!
Я виноват, что творческая грусть
дала мне шанс, окрепнув духом, выжить.
С ожесточеньем пробую и бьюсь,
как будто марафон бегу на лыжах!
Я виноват, что не могу устать,
остановиться, задохнувшись гонкой,
душа моя, как в юности чиста...
А сердце также молодо и звонко!

Аскольд Бажанов

Отец
Не счесть моих ночей бессонных,
как не реален их конец,
и судеб двадцать миллионов,
в числе которых мой отец.
Нетленны их мечты и думы,
а мы живем по-детски - шумно,
и в дни победы пьем вино,
за тех, кого не досчитались,
за нашим праздничным столом,
им, славным, новые медали
вручить не сможет военком.
Их во дворе не встретят дети,
не поцелуют жены их.
И только мир на всей планете
не состоялся бы без них.

Аскольд Бажанов

Декабрь
Полярной ночью голос слышится
еще не-ведомых миров!
В лесу декабрьском славно дышится:
мороз, озон - и я здоров!

Аскольд Бажанов

Оттепель
Не люблю я Полярную оттепель
за подделку божественных грез!
Мне обидно за стойкую, кроткую,
за березку обидно до слез!

Аскольд Бажанов

Годы
Видно, старость пустая затея,
лучше вовсе в нее не играть.
Черный волос заметно седеет ...
Полно, стоит ли замечать!

Аскольд Бажанов

Судьба
Я иду, и мне кажется прямо,
но горам доверять не спешу.
Валуны и глубокие ямы,
не сердясь, на судьбу обхожу!

Аскольд Бажанов

Разница во времени
Под зонтом снегопада плотного,
хмурый май на октябрь похож.
А проталинок редких отмели
как букеты у ног берез.
Север в мае не блещет красками:
белой ночью на белый снег,
запряженная в нарты саамские,
тройка белый оставит след,
увозя пастуха, гостившего
праздник мая в селе родном,
ночью белою загрустившего,
на полгода оставив дом.
Он вернется к октябрьским праздникам,
на упряжке, под снежный хруст.
Лишь во времени будет разница,
и на сердце растает грусть!

Аскольд Бажанов

Пролетело отрадное времечко...
Пролетело отрадное времечко
- лес до листика ветром раздет.
Машет осень прозрачным передничком
из унылого ситца дождей.

Не наряды ей дороги летние,
гложет женщина-осень тоска,
не легко ей ужиться со сплетенею:
что зима, мол, с морозом близка.

Да, зима одевается девушкой
в дорогой подвенечный наряд,
с ней соперничать осени - где уж там!
Только листья, как уши, горят.

И стоит она, тихая, грустная,
на виду у осанистых гор.
Но они никому не сочувствуют
на земле с незапаметных пор!

Аскольд Бажанов

Октябрьское утро свежо и легко...
Октябрьское утро свежо и легко,
рассыпалось солнце искрами,
березка к рассвету прижалась щекой,
почувствовав осень близкую.

О чем-то задумалась, смотрит с тоской
на ели, на сосны гордые,
а осень безжалостной, грубой рукой
срывает листочки желтые.

Мне жаль тебя, только уж так повелось,
за осенью - зимы мглистые.
И легкий наряд свой ты все-таки сбрось:
в мороз тебе в нем не выстоять!

Пройдут снегопады, укроют снежком,
как шубкою, плечи девичьи,
и будет мороз тебе верным дружком,
галантнейшим королевичем!

Аскольд Бажанов

Юность
Если вдруг средь нынешних невзгод
юность отыскалась бы приветом,
я б не сел поспешно в самолет:
пенсии не хватит на билеты!

Я все так же легок на подъем,
взял бы все неизданные книжки,
и пошел до Питера пешком,
чтобы снова стать «подготовишкой».

Дед готовил меня в пастухи,
в волчьих тундрах вершил обученье.
Камелек напевал мне стихи
тихим треском сосновых поленьев.
Я привык вечерами дремать,
полулежа на низеньких нарах,
вспоминая неутешную мать.
Отмечая: а дед не стареет!
А избушка мала, как ладонь,
но тепла, несмотря на морозы.
Память, таинства детства не тронь!
Как ранимо оно и серьезно!

Аскольд Бажанов

Январские ночи Полярные...
Январские ночи Полярные
в согласье с избушкой живут.
Не снятся мне будни кошмарные,
кирпичных домов неуют.

А небо такое пречистое,
в нем звездам желанный простор.
И вечная лунная исповедь
созвучна с молчанием гор!

Здесь отдых природой дарованный,
живу, как мой дед, не спеша.
Спокойно, нецивилизованно,
сполна отдыхает душа!

Такими вот свежими буднями,
в них серой не сыщешь тоски.
Пленяясь походами трудными,
свободно рождаю стихи!

Аскольд Бажанов

В шумные детские игры...
В шумные детские игры,
вдруг тишиною пленя,
всеми читаемой книгой
встала под ноги лыжня.
И повела крутогорьем
в злобном напутствии вьюг,
саамским пленясь двоеборьем,
к деду пристроился внук.
Трудно в январскую пору
затемно править лыжню.
Лесом, болотом ли, гору,
будто вдогонку ко дню.

Вяжется ночь без рассвета,
не отстает, тормозит.
Дико беснуется ветер,
силой холодной грозит.
Лишь обойдя все капканы,
можно вернуться назад,
ноги сгибаться устанут.
Только чему же я рад?
Рад, что к избушке прибрежной
путь наш теперь недалек.
Дед, нарочито неспешно,
дымный разжег камелёк.
Наша столетняя база
скоро одарит теплом.
Ужин, а после рассказы,
вовсе не важно о чем.
Может, о тропах звериных,
виденных мною не раз,
может, о древних былинах,
дед поведет свой рассказ!

Аскольд Бажанов

Камни
Камни, мои камни,
в тундре вы не редкость.
Вы не просто камни
- души наших предков.
Проходя тропинкой,
подними в ладони,
отнеси к осинке
- будешь солнцем понят!
Лишь июнь застелит
все ковром зеленым,
в нем услышишь шелест
душ родных и стоны.
А веков, как весен,
пронеслось немало,
прежде, чем из камня
извлекли металлы.
Об одном, я верю,
знают наши предки,
что металлы эти,
как и души, редки!
Нынче каждый школьник
вам ответит просто:
редкие металлы
обживают космос.
На далеких звездах
будут наши метки -
раз того желают
души наших предков!

Аскольд Бажанов

Исток жизни
Только став окончательно взрослым,
помирившись вконец с сединой,
понимаешь - все лучшее в прошлом.
Для меня стало высшей наградой
за погибшего в битве отца
- жить, учиться в родном Ленинграде,
увлекаться, мечтать без конца.
И с какой же влюбленностью робкой
заполнялись тетрадки стихом,
будто очень знакомою тропкой
я счастливый бегу босиком!
Впереди за пологою сопкой
ждет меня голубая вода.
И болотом, предательски топким,
проскочу, не оставив следа!
Вот и домик - столетние стены,
окна зорко глядят на восход.
Это детство, здесь все неизменно,
это жизни священный исток!
Здесь начало моей родословной
милым холмиком в скорбном ряду.
Видит прадед меня, безусловно,
я же в гости к нему иду!
Жизнь меня беззастенчиво горбит,
тяжким грузом на плечи ложась!
Верю, предок меня одобрит,
скажет: «правнук живет не зря!»
Только, как я про то узнаю,
нужен ясный и четкий знак:
пусть в сосновом бору залает
хоть одна из моих собак!
И добыв глухаря удачно,
у воды разожгу костер.
Значит, день мой со Знака начат,
я с судьбой продолжаю спор!

Аскольд Бажанов

Жизнь
В детстве милом, но несчастном
развела война с отцом.
Жизнь моя, ты так прекрасна,
повернись ко мне лицом!

Мы шагали то горами,
то болотом - напрямик.
Я платил тебе стихами
за любой счастливый миг!

Аскольд Бажанов

Март
Рады все леса сосновые,
рад и я, смотри глухарь,
в солнце розовое новое,
черным клювом не ударь!
Дай найти ему дыхание,
темп на мартовской лыжне,
чтоб на северной окраине
финишировать весне!

Аскольд Бажанов

Осень
Осень, как любимые стихи,
заново читаются с охотой!
Осенью Полярные болота
пахнут как француские духи

Аскольд Бажанов

Над Москвой зори вспыхнули розово...
Над Москвой зори вспыхнули розово,
пожелав нам удачи в пути.
Мы с тобой в это утро в Ловозеро
в Заполярные дали летим.

Чтоб оттуда с оленьей упряжкою
бездорожье, снега превозмочь,
познакомиться с тундрою-сказкою,
окунуться в Полярную ночь.

И, пробравшись нагорными тропами,
упреждая повадки лавин,
видеть солнце большое и робкое
в угловатых ладонях Хибин!

Аскольд Бажанов

Нас, полудиких, так любили...
Нас, полудиких, так любили
от района - до кремля,
и с детства клятвенно твердили:
у саамов есть своя земля!
Я понимал светло и просто,
что нет надежд ни на кого,
богат наш Кольский полуостров
не для народа моего.
А нынче вовсе не престижно,
ходить за стадом не своим.
Но прадед строгий как-то выжил,
и я повинен перед ним,
что не могу внести достаток
работой честною в семью!
Настолько немощна зарплата,
настолько дорог наш уют
в домах безликих и кирпичных,
что поневоле вспомнишь чум
традиционный и привычный,
надежный щит тепла и дум.
Конечно, к чуму нет возврата.
Избушка с печью мне милей.
Но разве тундра виновата,
что нет хозяина у ней!

Аскольд Бажанов

В Заполярье восходы как розы..
В Заполярье восходы как розы,
с ярко-нежным оттенком у гор.
В Заполярье ветрам и морозам
с давних пор небывалый простор.

Я люблю эти долгие зимы
и сиянья букет неземной.
Будто в белые-белые пимы
одевается край мой родной.

И упряжек стремительный росчерк
на окраинах тундровых сел,
где в морозные зимние ночи
месяц звездное небо пасет.

Край, похожий на зимнюю сказку,
в нем сдружились и сказка, и новь.
И суров ты, и скуп ты на ласку.
Но с тобой моя жизнь и любовь!

Аскольд Бажанов

Север и человек
Здесь горы на редкость крутые,
здесь ветры на редкость злобны.
И только березки витые
всегда к человеку добры.

Уходит Полярное лето,
недолго у нас погостив.
По желтым осенним приметам
безжалостно дождь шелестит.

Глядишь и ночные морозы
завистливо в лес зачастят,
и вспомнятся летние грозы,
и дни, что не тронул закат.

В те Белые ночи над тундрой,
- порой несравнимой ни с чем,
такой необычной и нужной,
короткой, но нежной ко всем!

Аскольд Бажанов

Ночь
Ночь темна, сонлива,
тишина глухая.
Сдавленно, пугливо
ветерок вздыхает.
Черною завесой
небосвод заштопан:
ни озер, ни леса,
ни болот, ни сопок!
Кажется движенье -
и сорвешься в бездну!
Сила притяженья
не могла ж исчезнуть!

Аскольд Бажанов

Костер
Заря доверчиво и тихо
пошла по берегу реки.
Костер ей в ноги искры сыпал,
рассвет подул на угольки.
Они лучились и алели,
что им заботы и печаль.
Вчерашний чай мне разогрели,
отдав мне жар свой невзначай.
Они живут до рези ярко,
их цель конкретна и проста:
без них охотнику не жарко
и неуютно у костра!

Аскольд Бажанов

Туман в горах
Над горами утром паутинкой
виснет чуть синеющий туман,
потопив знакомую тропинку
и неслышно путаясь в ногах.

Издали покорны и красивы
грозные пристанища беды.
А вблизи горды и не учтивы,
чтоб хранить хоть чьи-либо следы.
Тундра незговорчива и дерзка
долгих восемь месяцев в году,
шквалов обмороженные всплески
солнце Заполярное крадут.

Хорошо, проснувшись рано-рано,
опоясать плечи рюкзаком,
в паутинку синего тумана,
не страшась, отправиться пешком!

Аскольд Бажанов

Счастье! Я снова дома...
Счастье! Я снова дома.
Полдень, слепящий снег.
Здравствуй, моя Тулома,
легок твой славный бег.

А подо льдом метровым
путь у тебя один:
бьется твой пульс здоровый
в сердце стальных турбин.

Взрослыми стали дети,
мне уж за шестьдесят.
А для тебя столетья -
словно одна слеза!!!

Аскольд Бажанов

Июньская метель
Пусть бы в марте не рассвело,
я б стерпел, подождать не прочь,
но как нынче в июне мело,
не припомнит белая ночь!
Я морозам и вьюгам свой,
хоть холодная, да родня,
и июнь такой невпервой,
удивлять не ему меня.
Я не злобен и терпелив
на весеннюю кутерьму.
Ведь в снегу - так хоть не в пыли,
и тем более не в дыму!

Аскольд Бажанов

Я желал бы двух оленей...
Я желал бы двух оленей
непременно завести.
И как в юности без лени
у Нотозера пасти.
Вот бы дом построить новый,
взглядом - окнами к реке,
лодку из досок еловых.
И ходить на ней везде,
где ходили наши предки,
рыбу неводом ловя,
где на зорьке выстрел меткий
на подлете брал гуся.
Ладить на зиму припасы:
вялить щуку, рвать грибы,
да черничного варенья,
да морошки не забыть,
да ядреную бруснику
по боченкам уместить,
выжать сок из вороники
- и неспешно можно жить!

Аскольд Бажанов

Восход
Сосновый бор, прямой и строгий,
глядит на розовый восход.
Молчат Луйяврские отроги,
не смея двинуться вперед.

Восхода майского рожденье
я снова чувствую щекой.
Светлеют вкрадчивые тени
туманом легким над рекой.

Свежо, легко и вдохновенно
в такое утро у костра!
И хлеб, и чай обыкновенный
вкусней и крепче неспроста.

Аскольд Бажанов

Голубой снег
Еще мальчишкой семилетним
я голубой увидел снег!
На ранней зорьке правя петли
на куропачий свежий след.

Я удивлен был ярким блескам
живого жемчуга вокруг.
И вот теперь, давно став взрослым,
я помню сердца гулкий стук!

Аскольд Бажанов

Первый тренер
И лыжи и олени,
шутя, сведут с ума.
Мой первый в жизни тренер -
четвертая зима.

От той зимы неспешной
не тает лыжный след.
Я стал другим лишь внешне
за шесть десятков лет.

Как прежде кровно дружен
с Полярною зимой.
И, верно, также нужен
и дорог ей самой!

Аскольд Бажанов

Осень в Заполярье
Послушно небо поздней осени
изголодавшимся ветрам.
Все реже солнце с ярких просиней
в окно заглядывает к нам.

Все чаще грусть неуловимая
листком увядшим пролетит.
Дожди Хибинам спины вымыли -
всерьез зима на полпути!

Ручьи, как чувством переполнены,
средь каменистых берегов,
мелькает кумжа, точно молния,
над пенной гривой борунов.

И лишь горам светло и празднично,
мудры свидетели Веков!
Стоят ... ну точно первоклассницы
в тугом переднике снегов!!!

Аскольд Бажанов

Апрель
Хорошо апрельским утром
руку солнышку подать.
И, на ель повесив куртку,
хрустким настом побежать.
Ты не связан, ни с дорогой,
где весь день чадит Камаз,
ни с предательским сугробом
под ногами только наст!
Подчиню свои желанья
к счастью выбранной тропе.
И любые расстоянья
одолею нараспев!

Аскольд Бажанов

Апрель
Апрель! Это быль или небыль,
весны Заполярной разбег,
отчаянно синее небо
и прозрачно розовый снег!
Апрелем владеют контрасты:
то дождь, то пурга, то мороз!
Внушительно ухают насты,
несущие санный обоз.
В апреле в березовой почке
рождается будущий лист!
И эти заветные строчки
в разбуженном сердце нашлись!

Аскольд Бажанов

Конец зимы
Все меньше ночь, все больше света.
Ущербно дышит кукис тальв.3
К весне направилась планета,
а мне большого снега жаль!

Несмело дождь апрельский брызжет,
как есть запретное творя.
А я прощаюсь с вами лыжи
до октября, до октября!

Все лето буду тешить бегом
непереводные стихи,
чтоб принести их с первым снегом
пурге - прекрасной из стихий.

И пусть меня не судят круто,
что я подчас схожу с ума,
пока октябрьским званым утром
к нам не пожалует зима!

Аскольд Бажанов

Весна
Весна пришла беспечною девчонкой,
нацеленной на пламенный порыв,
и будто не капелью - смехом звонким,
полуденную Ревду разбудив.

Пусть называют молодость беспечной,
неопытной, зеленой только мне
идти за ней дорогой бесконечной,
как лодке, по буранистой волне!

Аскольд Бажанов

Снежная крепость лучами взорвана...
Снежная крепость лучами взорвана,
пенясь, клокочут ручьи задорные,
поизносились наряды зимние.
Здравствуй, весеннее небо синее!
Солнце, порадуй зеленым ситчиком,
тундру раскрась: из бледно-коричневой
сделай ее молодой, улыбчивой.
Смелой березке, что встала на круче,
выбери платьице - самое лучшее!

Аскольд Бажанов

Май вернулся лебединой стаей...
Май вернулся лебединой стаей,
так и не порадовав теплом.
Снег упрямо не желает таять
лету Заполярному назло.

Серый ветер лихо нахлобучил
шапку туч на лысину Хибин
и дежурит в тундре неотлучно:
и судья он здесь и властелин.

Он непрочь в июне порезвиться,
вызвав в гости белую пургу:
и тогда беда - ни зверь, ни птица
малышей своих не сберегут!

Аскольд Бажанов

Где погост саамский Рестикент...
Где погост саамский Рестикент,
каменистый нотозерский плес?
Знаю, что его давно уж нет,
а поверить не могу всерьез.

И приехать не могу никак,
чтоб взглянуть на то, чего уж нет.
Съездить в детство вовсе не пустяк,
далеко оно, как звездный свет.

Но во мне его не погасить,
ни дождям осенним, ни годам.
Только вот приехать погостить
не смогу, поверьте, никогда.

Постоять на кентише родном,
где отец мой хаживал и мать.
Стал мой кентиш непроглядным дном,
что оно мне может рассказать.

Аскольд Бажанов

Идите в горы
Идите в горы, идите в тундру,
и я желаю вам ощутить,
что нет в Хибинах дорог нетрудных,
на перевалах нельзя шутить.
Пожалуй, Север не так уж грозен,
коль с вами делит тепло костров,
что он бесхитростен и серьезен,
а к новичкам непременно строг.
И не надейтесь на снисхожденье,
без подготовки в поход идти.
У гор гранитные убежденья,
их заклинаньем не потрясти.
С собой берите поменьше блажи,
побольше соли и сухарей.
А горы исподволь вам подскажут,
где в речках хариус и форель.
Не дай вам случай прослыть невеждой
и груз насмешек душой поднять.
Идите в горы с одной надеждой -
в единородстве себя познать!

Аскольд Бажанов

Я, конечно, не слетаю в космос...
Я, конечно, не слетаю в космос,
не пройдусь в скафандре по луне,
но родные Рестикент и Восмус -
это вехи важные во мне.
Никогда не предадутся тленью,
их не сжечь в костре, не потерять,
не иссякнет их долготерпенье,
и меня им не за что ругать!
Даже сны, увиденные в цвете,
принимал, как продолженье дня!
Это космос посылал приветы,
выделяя именно меня.
А река прохладная старалась
в наши сети рыбу заманить.
А война - так в памяти осталась ...
- можно было и не жить!

Аскольд Бажанов

Солнечный цвет
В горах, где ближе к небу синему,
оставлю в полдень лыжный след,
чтоб вновь увидеть свет малиновый,
которым вспыхнет белый снег!

Проглянет солнце ярким краешком,
такое близкое, что жуть!
Глаза прикрою красной варежкой,
ослепнув с радости чуть-чуть.

Запомню этот миг единственный,
сравню как будто невзначай
с цветком малиновым поистине,
с названьем нежным Иван-чай!

И так всегда - в полгода разницей,
без громких слов и суеты,
природа Севера - проказница,
подносит мне свои цветы!

Аскольд Бажанов

Мой снег
«И что ты все пишешь про снег,
про тундру, метель и морозы.
А где же герой, человек,
его устремленья и грезы?»

Пронзит колокольчика звон,
как в двери, открытые настежь.
Взгляните, так это же он,
живущий лишь тундрою мастер.

А тундра богата, как крез,
и свежим, и хоженым снегом.
Глаза ослепляет до слез
декабрьскому узкому небу.

Упряжки стремителен бег:
а вдруг ты один во вселенной!
И тундра без леса и снег,
и полдень Полярный без тени!

Аскольд Бажанов

Сироты
Под разрывы бомб взрослели,
где минуты стоят час!
Песен детских мы не пели,
раз война - неровен час!

Помогали рыть землянки
овдовевшим матерям.
Хлеба черного буханки
щедро снились по ночам.
Наяву же ели норму:
в день четыре сотни грамм,
чтоб расти и быть упорным
и того хватало нам.

Эх, земляночка, землянка,
в сизой плесени углов
для земли ты просто ранка,
а для нас надежный кров!

Каждой осенью военной,
пересилив в душах страх,
мы с колхозниками денно
пропадали на полях.

Ежедневные налеты
и на бреющем обстрел,
не отбили нам охоты
печь картошку на костре!

Аскольд Бажанов

Лайка Нора
Друг мой, лайка, где ты там впереди,
будь сегодня, как всегда наслуху!
Постарайся глухаря мне найди,
и держи его, держи на суку!
Есть у нас с тобой и спички и соль,
и топор, чтоб сделать Ноев ковчег.
Ты уж, Нора, постарайся изволь,
будет нам с тобою сытый ночлег.
Ну, а вдруг не повезет невзначай,
улетит, не оплошает глухарь.
Я из чаги заварю себе чай,
а тебе отдам последний сухарь!

Аскольд Бажанов

Апрель Полярный взял разбег...
Апрель Полярный взял разбег,
морозом тешит нас.
При белом солнце, белый снег
и серебристый наст.
Прекрасней, ярче нет поры,
что лучше - выбирай:
или на лыжах мчись с горы,
иль просто загорай.
Но коль по лыжам у тебя
в зачетке твердый нуль,
беги, терпение любя,
на озеро Сычуль!

Аскольд Бажанов

Охотничья избушка
В ночь Полярную с луною
коротаю я часы.
Как ровна она со мною,
будь я голоден иль сыт.

Неудачная охота:
ураган иль снегопад!
Вдруг в душе сорвется что-то:
жизни розовой не рад!

А действительность внушает:
не поевши, не взлетишь.
Аппетит - судьба большая,
с ним зимой не пошалить!

В той избушке возле речки,
что оконцем на восток.
Нет ни лампы, нет ни печки,
есть веселый камелек!

В камельке дровам не тесно,
солнце в каждом угольке.
Он поет ночами песни
лишь на саамском языке!

В них я слышу отголоски
чьих-то радостей и бед!
А мотив его не броский
дорог мне, как амулет!

Аскольд Бажанов

То в мороз, то в капель...
То в мороз, то в капель
просыпаемся мы.
Все равно наш апрель -
лучший месяц зимы!
Где на лыжах вчера,
по колено в снегу...
Гулким настом с утра
хоть сто верст пробегу!
Пусть по тундре апрель
в Заполярье не прост,
но разбуженный зверь
пробежит сотню верст!
Не угаснет в крови
страсть к походным кострам.
Как и предкам моим
надо выжить и нам!
У меня нет овец,
ни оленей, ни нарт,
ни избы, наконец,
чем же я виноват!
Не домашний уют,
не вино, не табак -
я особо ценю
ценю промысловых собак!
С ними честно делю
все, что есть в рюкзаке.
Им не ведома грусть
ни в каком далеке!

Аскольд Бажанов

Шагнул октябрь в туман и солнце...
Шагнул октябрь в туман и солнце,
на неокрепший первый лед.
Полярной осени окончен
непродолжительный отчет.

Ушла пора грибов и ягод,
прошел последний листопад.
Зима идет неспешным шагом,
и я ее приходу рад!

Как высшей степени закалка,
семь долгих месяцев в году,
все выходные на рыбалке:
на первом - и последнем льду!

Аскольд Бажанов

Мальчишки
Где нынче бывшие мальчишки,
друзья, лихие речники,
нас детство баловало слишком
прозрачной ясностью реки.
На веслах мы не знали грусти,
к тому же раннею весной
дорожка щуку не упустит,
играя медною блесной,
а в полночь к берегу причалив,
зажарив рыбу на костре,
мы каждый новый день встречали
плечами солнце подперев,
когда оно, устав за сутки,
касалось сопки над рекой,
чтоб на какую-то минутку
земной почувствовать покой.
Средь Белой Ночи мы не спали,
сидели, глядя на весну.
В нас детство сказкою запало,
волненьем душу захлестнув.
Сиротской участи начало,
забот не детских маету,
схоронят старые причалы,
скрипя на северном ветру.
Я так был счастлив и растроган
весной, восходом, что без слов
не с пропеченной рыбы пробу
снимал, а с собственных стихов!
Не потому ли ежегодно,
лишь прозвенят весны ручьи,
меня зовет водой холодной
река Тулома, детства сны.
Там за горами все как прежде -
и лес, и кентиш, и овраг.
Но нет мальчишки, чья надежда
упорно пряталась в горах.
И чем нужней, тем реже встречи,
но непременно раз в году,
на пристань, будто на крылечко,
по трапу шаткому сойду.
А катер легкой вольной птицей
умчится дальше по реке,
дав мне с желанным детством слиться,
прильнув щекой к его щеке.
Все будет так, я в это верю,
и хорошо, что не забыл
ни одного из тех поверий,
что Север в душу заронил.
И, может быть, не будь Туломы,
и летних ласковых ночей,
я б неудачей был надломлен,
поник под градом мелочей.
На тихой северной полянке
цветет пахучий иван-чай,
чтоб ветхой памятной землянке,
весной Полярной не скучать!

Аскольд Бажанов

Цвет детства (поэма)
В неброском тундровом местечке,
в плену замшелых валунов,
на берегу широкой речки
стояло несколько домов,
когда, никто не знает точно,
воздвиг их саам - мастеровой,
из сосен царственных и прочных,
насквозь пропитанных смолой.
На этой северной опушке,
уснувшей в девственной тиши,
дороже купленной игрушки
мне стали сказки и стихи.
Теперь за синими горами
в гранитный вал застывших лет,
все чаще вижу я полянку,
хотя ее давно уж нет.
Меж нами три десятилетья
и не заросший шрам войны,
пронзивший северное лето
с ночами светлыми, как сны!
А память требует вернуться,
волной зовет к себе река,
а детство в одежонке куцей
зовет к себе издалека.
В нем очутившись забываешь
и счет годам, и горечь бед,
уж не вода ли здесь живая,
а говорят, что чуда нет.
И пусть хоть память тропкой рваной,
размытой долгим градом дней,
ведет меня на ту полянку,
которой может быть и нет!
Великолепен лес весенний
с тончайшим запахом смолы,
которым пахли наши сени,
бочком протиснувшись в стволы.
И лес был явно не в обиде
на звон стального топора,
и на мальчишечьи корриды,
что часто длились до утра.
И снег, и солнце без заката,
холодный дождь и снова снег.
Весна Полярная ребятам
несла веселье, игры, смех.
Никто из нас, из восьмилетних
порой нескучной знать не мог,
что в мирном детстве май последний
весной коснулся наших ног.
Что в светлом, ласковом июне,
на беззащитный первый лист
войны холодный ветер дунет.
Фугасных бомб надрывный свист
расколет небо голубое,
и, что отцы, уйдя на фронт,
погибнут, нас прикрыв собою,
своих сынов, своих сирот!
Все это мы узнаем позже
и возмужаем до поры.
К самим себе став вдвое строже
в года беспечной детворы.
Одежды новой нам не шили:
тогда был моден и весом,
превосходящий новь и стили
практичный воинский фасон.
Я всем бы хвастал без умолку,
поскольку счастлив был и рад,
когда простую гимнастерку
мне незнакомый дал солдат.
Сказав: «Носи, сынок, и помни,
многострадальный наш народ
ни в кои веки не был сломлен
бесчеловечной злобой орд!»
И я носил, солидно, с толком
бесценный дар фронтовика,
теперь признаюсь - гимнастерка
была мне слишком велика.
Но я был рад, что выполняю
солдата доброго наказ.
И с гимнастеркой полинялой
не расставался ни на час.
Вот снова я на той полянке,
где сорок с лишним лет назад
сидел у новенькой землянки
тот непридуманный солдат!
И снова, кажется, я слышу
его спокойный тенорок,
и вижу взгляд его застывший
при слове ласковом - сынок!
«Смотри, тебе идет пилотка
и сапоги ... почти как раз ...!
Ты точно мой сынок, Володька,
и он пошел бы в первый класс ...»
Солдат умолк и взгляд печальный
его о многом мне сказал,
и у меня уж не случайно
скатилась горькая слеза.
Как жаль, что было нам по восемь,
всего по восемь, хоть завой,
не то б мы точно эту осень
встречали на передовой.
И мы б бросались в рукопашный,
и, может быть, в последний бой.
Как и отцы родные наши,
что не пришли с войны домой.
Не в соответствии с размером
ребячих игр война велась,
и лишь терпение и вера
мальчишкам были в самый раз!
Бескрайня память человечья
и мне при жизни не забыть
землянок выстывшие печи,
их днем нельзя было топить.
Приказ был короток и ясен:
«Всегда и всем быть начеку,
здесь дым из труб и тот опасен -
он виден с воздуха врагу.»
А в маскхалаты пряча спины,
стрельбой пугая зверя, птиц,
на узких лыжах белофинны
скользили тенью вдоль границ.
Но партизанские отряды,
лыжню под ноги расстелив,
вставали мощною преградой
моей неласковой земли.
А по родной моей Туломе
от Мурмашей до Падуна
обозы шли, автоколонны,
не днем - им ночь была нужна.
Их ночь Полярная хранила
от любопытных глаз врага.
И, как союзница, кружила
в полсилы зимником пурга.
В любых снегах не увязая,
пройдет наш северный олень,
на них ходили партизаны
в тылы врага и в ночь и в день!
Не мог предвидеть достоверно
дозор хваленых егерей,
где нынче рейдом дерзновенным
промчит отряд богатырей.
Болотом, лесом ли, овражком
вдали от хоженных дорог
оленей резвая упряжка
вспорхнет, как легкий ветерок.
А след, что сделал полоз тонкий
еловых легоньких саней,
прикроет белая поземка,
иди-ка, выведай у ней,
куда умчались партизаны.
Она не выдаст, а скорей
дохнет свирепым ураганом,
что страшен даже для зверей!
Закружит путников на месте,
вселяя в них предсмертный страх,
и захоронит их безвестно
у предрассветного костра.
Крута, сурова, беспощадна
была земля моя с врагом,
а нам снега стелила ладно,
бодря морозным ветерком.
А белокурые метели
печною вьюшкою стуча,
нам левты северные пели
и солнце снилось по ночам!

Аскольд Бажанов

Ровесники
Я твой ровесник, Праздник Севера,
дай мне по жребию лыжню,
пусть снег в горах не пахнет инеем,
но я ему не изменю!

И не сойду, сорвав дыхание,
ни на каком большом кругу.
Пройду под Северным Сиянием,
и в непроглядную пургу!

Горжусь, что мы с тобой ровесники,
что трассы наши велики,
одной звезды Полярной крестники,
и волей бога, Земляки!