Обложка Вольная птица
Местоположение: Мурманск
Год: 1987

Просмотры: 7544

Октябрина Воронова
Первая саамская поэтесса, пишущая стихи на родном языке.

Из сборника стихов «Вольная птица» (1987 г.).
Перевод с саамского Владимира Смирнова


На родине Октябрины Вороновой

(ОТ ПЕРЕВОДЧИКА)

Север... Тундра...

Заснеженным простором, вздымая клубы белой холодной пыли, летит оленья упряжка. На нартах человек в малице 1 с откинутым назад капюшоном покрикивает на оленей, взмахивая длинным хореем. Упряжка то легко скользит по льду реки, то петляет между высоких прибрежных сосен и елей, то вновь вырывается на голую тундровую равнину. Пастуху жарко, капельки пота выступили на лбу, а черные волосы, взлохмаченные ветром, заиндевели, будто седыми стали, даже брови инеем покрылись. Глаза на меня хитро посматривают.

- Не замерз еще?

Я мотаю головой. Да и как мне замерзнуть, если Василий Николаевич поверх малицы натянул на меня еще и медвежий совик 2. Я еду в оленеводческую бригаду, «в стадо», как говорят сами оленеводы. Еду по поручению Кольской газеты «Заполярный труд» писать очерк о бригадире Василии Николаевиче Юрьеве, только что награжденном орденом Трудового Красного Знамени.

Будет впереди беседа у костра, за кружкой горячего чая, будет сон в легкой пастушьей куваксе 3, на оленьих шкурах, будет долгий поиск отбившихся от стада оленей и опять вечерняя беседа за чаем - о тундре, оленях, природе, жизни пастухов-саамов. И в результате - большой газетный очерк о замечательном человеке, бригадире, коренном жителе Заполярья Василии Николаевиче Юрьеве, который спустя еще несколько лет станет Героем Социалистического Труда...

С той первой поездки к оленеводам «в стадо» прошло 25 лет. Были потом поездки по многим бригадам Мурманской опытной оленеводческой станции, совхозов «Тундра», «Память Ленина». Оленеводы, опытные охотники и рыбаки, учили меня чувствовать и понимать природу, различать повадки зверей и птиц, находить места обитания рыб в озерах и реках и, главное, любить наше Заполярье. Им я обязан многим. Даже тем, что почти все отпуска провожу на Кольском полуострове, рыбачу или охочусь, смотря по сезону.

Несколько раз, и зимой и летом, я отдыхал в древнем саамском селе Чальмны-Варрэ на реке Поной. Еще с эпохи неолита там на гранитных плитах сохранились петроглифы - наскальные рисунки, возраст которых четыре тысячи лет. Сейчас от села остались лишь несколько пустующих домов - лет двадцать назад жители переехали кто в Краснощелье, кто в Ловозеро. От большинства домов в Чальмны-Варрэ сохранились лишь фундаменты да печные трубы. Помню, как в первый приезд меня взволновала картина: на пепелище бывшего дома стоит старая самодельная детская колыбель. Словно оставили ее нарочно, как клятву: не забывать своей родины, откуда когда-то корни пошли...

Казалось, хорошо я знаком с жизнью саамов (устар. название- лопари, лопь, лапландцы), и об истории наслышан, и в сегодняшних совхозах бывал. Но вот познакомился в Ревде с Октябриной Владимировной Вороновой, и с новой стороны открылся для меня мир оленеводов: будто сама тундра заговорила со мной языком стихов, песен, сказок, легенд. И оказалось, что саамский язык очень поэтичный: емкий, богатый, образный. Я слушал стихи и песни Октябрины на саамском языке, слушал ее подстрочные переводы, и будто глядел на родную мне Кольскую землю другими глазами.

Мы долго говорили с Октябриной, и вдруг выяснилось, что Василий Николаевич Юрьев, о котором я когда-то писал очерк,- ее дядя, а заброшенное село Чальмны-Варрэ ее родина. На саамском языке Чальмны-Варрэ означает - глаза леса. Очень точное поэтичное название села, которое стояло на месте, где гористый, поросший густым сосняком мыс упирается в изгиб реки, в широкую сенокосную пойму.

В подтверждение приведу слова замечательного ученого-этнографа, знатока Лапландского Севера В. В. Чарнолуского, написанные им еще в конце двадцатых годов:

«Каменистый мысок Чальмны-Варрэ, где стоит деревня, в самом деле похож на черный глазок, выглядывающий из-за реки, болот и перелесков...»

Не только поэтической образностью отличается речь саамов. Язык этот еще и очень музыкален. Ведь многие столетия стихов как таковых саамы не знали - знали песни. Пели короткие бытовые песни, грустные и веселые, пели эпические сказания (лув-ты), легенды. Многое в поэтической образности идет от древних шаманских обрядов. Лапландские шаманы давно были известны в Европе. Могущество одного из них описывается в «Калевале». Отголоски славы лапландцев - как чародеев и ведунов - есть даже у Шекспира в «Комедии ошибок»:

...Не сомневаюсь я.
Что это все проделки чародейства,
Что много здесь лапландских колдунов.

В 1584 году Иван Грозный для истолкования значения появившейся кометы призвал колдунов-лопарей.

В 1982 году вышел в свет саамский «Букварь». Уже ведется преподавание в школе на родном языке. В работе над «Букварем» приняла участие и Октябрина Воронова, выпускница Ленинградского педагогического института имени А. И. Герцена. Только освоив саамский алфавит, она стала записывать то, о чем раньше лишь пела.

Так родилась первая саамская поэтесса, пишущая стихи на родном языке. Тогда же, слушая ее стихи, мне захотелось передать их содержание тоже стихами. И сложилась эта книга.

Владимир Смирнов

 


1  Малица - верхняя меховая (из шкуры оленя) одежда.
2  Совик - верхняя одежда мехом наверх, с капюшоном.
3  Кувакса - временное жилье оленеводов из жердей и брезента.


 

Поэтический перевод с саамского на русский язык.

Вьюга

Задымило, затянуло
Край нагорья облаками.
Над Кедткь-выррэм 1 злая вьюга
Народилась и - пошла.
Полетели вниз лавины -
Снег и камень,
Снег и камень.
Даль, что утром голубела,
Нынче вся белым-бела.
По домам сидите, дети,-
Отменяются уроки.
В школе дверь сейчас приперта
Толщиной сугробных плит.
Не успела тетка Марья
Снять белье свое с веревки.
Где теперь оно?
Лишь ветер
Знает,
да не говорит.
Третьи сутки злится вьюга.
Третьи сутки стонут сосны.
Замело, как не бывало,
Все дороги и пути.
Под глубокими снегами
Спит село.
Ведь даже взрослым
Ни на ферму, ни в контору,
Ни до клуба -
не пройти.

Только вечного на свете
Не бывает.
Не бывает,
Чтоб навечно поселились
Страх, и темень, и тоска...
И однажды смотрят люди:
Сила вьюги убывает.
Даль опять заголубела.
Растворились облака.

Ребятня с рассветом в школу
По сугробам мчится ловко.
В каждой пуговке на форме
Ярко солнышко горит.
Лишь печальна тетка Марья:
Где белье и где веревка?
Знает ветер шалопутный,
Знает,
да не говорит.

* * *

Снег лежит сугробом пышным.
Легкий, мягкий, словно пыжик...
Солнце яркое с небес
Озаряет зимний лес.
Нет ни облачка над домом.
Небо кажется бездонным.
Тропку к лесу протопчу,
Постою и помолчу.

Снегиря увижу рядом.
Ты куда такой нарядный?
Потрещи своей сестре,
Словно вереск на костре.
Рад ли солнцу, рад ли снегу,
Рад безоблачному небу
Иль, дыханье затая,
Ждешь свидания, как я?

* * *

Только к ночи сдержали упряжки бег.
Мы, озябшие, стали готовить ночлег.
Ставить чум и запаливать в центре костер.
От огня растекаются струйки тепла.
И душа моя снова светла
И чиста, словно струи, бегущие с гор.

А над нами еще виден дальний огонь.
То звезда нам холодную тянет ладонь,
Но не греет ее отдаленный привет...
А в жилище огонь - словно сердце в груди.
Он танцует в веселье, в печали - гудит,
Он - живой, потому что и жизнь - это свет.

Он и в счастье - с людьми,
и в несчастье - с людьми,
Он не любит холодной пустующей тьмы.
Как любовь, что живет постоянно со мной...
Милый мой, если я для тебя дорога,
Будь всегда ты костром моего очага,
А не только далекой звездой ледяной.

* * *

Где же ты, Тарасик, где ж ты, пастушок?
Малица расшитая, выйдешь на лужок,
Тоборки точеные, загляденье весь,-
Так оно, так оно,
так оно и есть.

Не успел с девчонками вдоволь поиграть.
На борьбу с фашистами поднималась рать.
Гимнастёрка ладная, под пилотку - честь,
Так оно, так оно,
так оно и есть.

И ушел, родимый, не пастух - солдат,
От восхода солнца прямо на закат.
И домой принес он радостную весть -
Так оно, так оно,
так оно и есть.

За победой - дети, будто счастье вновь:
Колюшка, Егорушка, Тонюшка, Любовь.
Через все разлучины сохранили честь,-
Так оно, так оно,
так оно и есть.

Пусть пока не сложено песен и стихов,
Как огнями полнятся окна пастухов.
Имени Тарасову, как совхозу, цвесть.
Так оно, так оно,
так оно и есть!

Ночлег в пути

Долго путь нелегкий длится.
Ночь полярная глуха.
Довелось остановиться
Мне в жилище пастуха.
А за куваксой -
Молчанье.
В тундре все объято сном.
« Пурч-пурч-пурч»,-
Лопочет чайник,
Закипая над костром.

Говорит старик:
- В дороге,
Чтобы вам не уставать.
Надо дедов знать уроки -
Душу чаем согревать.
Не грузинский,
Не индийский.
В пачках или развесной,-
Здесь нам чага пригодится:
Чай целебный,
Чай лесной.

А пока кипит.
Прошу я,
Ушку похлебайте вы.
Только самую большую
Кость из щучьей головы
Дайте мне.
Она откроет
Тайну вашего пути:
За какой такой горою
Можно счастье вам найти?
Поглядите -
Недалёко,
Где-то в ближнем к нам краю.

Пейте чай.
А на дорогу
Я вам сказки пропою...

О ЧУЗИ - ПОЛЯРНОМ ВОРОБЬЕ

Солнца красного лучи
Взбудоражили ручьи.
Речка вздыбилась подковой,
Ледяные рвет оковы
И с Ловозерских высот
Воды мутные несет.

На поляне между кочек
Ожил маленький комочек,
Будто горсточка земли.
Он взлетел.
И вот вдали
Услыхали песню люди:
Чу-ди, чу-ди, чу-ди, чу-ди...
Это Чузи.
Это он
Разогнал тяжелый сон,
И земля,-
Так дивно пел он,-
Забродила соком спелым.
Из полярной мерзлоты
К солнцу вылезли цветы,
Так узоры вышивая,
Словно радуга живая.
На лужайке у реки
Девушки плетут венки...

Будешь с тундрою в союзе-
И услышишь песню чузи.

О ПОБЕДИВШИХ ВЕТЕР

На рыбалку в море вышел Феттер.
А навстречу ветер,
Буйный ветер:
- Коль не хочешь ты найти могилу,
Воротись -
Во мне немало силы.
Захлестну волной,
Замою пеной.
Кто тогда тебе поможет, бедный?..

Отвечал ему смышленый Феттер:
- Ты большой хвастун, однако, ветер.
Ну, куда же лезешь ты из кожи?
Спор такой уже бывал, похоже.
Я тебе спою о друге Вульсе.
Помолчи, послушай и не дуйся...

И запел он, повернувшись к морю,
О другом,
Но очень схожем споре.
Был охотник Вулься очень мудрым,
Ветру так сказал он хмурым утром:
- Ты силен.
Но, чтоб себя так славить.
На воде попробуй след оставить...

Дунул ветер -
Море взволновалось,
И помчались в пене вал за валом.
Но когда утихнул он невольно,
Тем же мигом улеглись и волны.
Ни следа на море,
Хоть ты тресни.
Вот и вся о мудром Вульсе песня...

Как на это рассердился ветер,-
Чудом в лодке удержался Феттер,
Весла взял
И греб, забыв усталость,
Чтоб добычи ветру не досталось,
Греб и греб...

Затем в тиши, как прежде,
У огня сушил свою одежду.

О ПЫТАВШЕМСЯ ЛЕТАТЬ

Кто доверчив, послушай.
История эта
Хоть давно приключилась, но ходит по свету.
Было дичи в лесу -
Как листвы по весне,
Было рыбы в реке - словно игл на сосне.

В те далекие дни
Ни бедно, ни богато
В старой ссохшейся куваксе жили два брата,
Как-то раз говорит один:
- Слушай-ка, братка,
Чем питается маленькая куропатка?
Почки, веточки, камешки, трав семена,-
А гляди-ка,
Ведь к небу взлетает она.
Наша пища не скудная -
Мясо оленей,
Рыба красная,
Жир беломорских тюленей.
Силы много у нас, так как много едим.
Почему ж мы тогда
никогда не взлетим?..

Брату это сказав,
Он подумал недолго
И залез на высокую пышную елку,
Руки вскинув, как крылья, он прыгнул -
И вот -
Средь камней распростертое тело его.
На земле рождены.
Как летать мы могли бы
Или плавать в воде, словно резвые рыбы?
Брат, над телом склонившись, подумал:
«Вовек
Сверху вниз не летают,
А - снизу вверх».

* * *

...Песни, сказки.
Ночью хмурой
Вас бы слушать до утра.
Но старик оленьи шкуры
Расстелил:
- Уже пора.
Это чага сна лишила,
Солнцем налита она.
Будет сок бродить по жилам,
Будет на сердце весна.
Но поспать хотя б немного
Не мешает никому.
Завтра снова в путь-дорогу,
Я вас рано подниму...

Встреча

Нынче на селе не знают горя.
Пусть зудит над ухом мошкара.
Приплывает в лодке дед Григорий
С грудой серебристого добра.

На рыбалке солнцем облученный,
Ветром опаленный -
ничего!-
Рыбу раздает Григорий Черный:
Прозвище такое у него.

Навалились дружно, всем колхозом,
Ящики из лодки - в ледники.
И еще осталось -
в гости просим
К нам на угощенье, земляки!
И у всех улыбчивые лица.
Громко ложки за столом стучат.
Будет для друзей вкусна ушица,
Будет кухт 2 отменный для внучат.

А потом в беседе увлеченной
Просидят до утренней тиши...
Деда нарекли Григорий Черный,
Да светлей на свете
нет души.

Вирма

Речка Вирма,
Речка Вирма,
Что таишь ты в глубине?
С бережка крутого видно
Каждый камушек на дне.
Кто длину твою отмерит,
Кто твою оценит власть?
Вир
в саамском значит -
берег
Ма -
земля, где родилась.
Разлилась ты в устье вольно.
Под ветрами
там и тут
В серебристых шапках
волны.
Будто пыжики, бегут.
На века
сквозь сердце, видно.
Эта чистая струя.
Протекла речушка Вирма,
Вирма -
родина моя!

* * *

Только светом март наполнит
Голубую чашу дня,
О весне капель напомнит,
И сверкая, и звеня.

Станет лед на речке бурым.
Как еловая кора.
И не только ледобуром,
Палкой ткни - уже дыра.

Скоро вешним водам литься,
С гор бежать, и из лесов
Скоро петь веселым птицам
В разноцветье голосов,
Вновь манить путям-дорожкам
Средь пахучих мягких трав
И березовым сережкам
Красоваться по утрам.

Шелест листьев на рассвете...
Всплеск семужий над волной...
Это ветер,
Теплый ветер
Дирижирует весной.

Бокогрей

Солнца луч - как поводок упряжки,
Два луча - следы оленьих нарт.
Рассиялся золоченой пряжкой
Бокогрей -
весенний месяц март.
Потому, теплом родных согреты,
Как-то по-особому тихи.
Месяца на три еще
до лета,
В тундру уезжают пастухи.

Ласково им машут струйки дыма,
Пуночки порхают в небесах.
Почему ж у Фединой любимой
Слезы, слезы стынут на глазах?

Долго женам встречи ждать желанной.
Пастухов всю жизнь влекут пути.
У груди седого океана
Им стада колхозные пасти.
Жить в заботах радостных и трудных,
Счастье знать,
знакомиться с бедой
И к любимым из полярной тундры
Возвращаться с талою водой.

* * *

Над весенней тундрой гуси кличут.
Торф от снега талого намок.
Маленький олешек робко тычет
Белую мордашку в белый мох.

У него пока и силы мало,
Он на ножках тоненьких дрожит.
Ну, а рядом бдительная мама
Своего дитятю сторожит.

Рядом с ним гуляет и приляжет,
Шерстку пооближет языком,
Ягель на проталинке укажет
Иль напоит вкусным молоком.

Есть чему дивиться олененку:
Нежные подснежники цветут,
На земле ручьи клокочут звонко,
В синем небе пуночки поют.

Соком наливается брусника.
Солнце свет на тундру щедро льет.
Очень скоро мама-олениха
Пополненье в стадо приведет.

* * *

Утром ясным, спокойным
Распахну я глаза:
Что за чудо такое?
Разве есть чудеса?

Одуряюще пьяно
Пахнут травы в лугах,
На душистых полянах,
На речных берегах.

Под сосновой папахой
Где-то в гуще хвои
Кормят малые птахи
Малых деток своих.

На озерную просинь
Вдоль рыбацких глубин
Теплый ветер набросил

Сеть рябую морщин.
Красотою дурманя
Всех парней из села,
Вот телятница Маня
На работу пошла.

И не к праздничной дате,
Но свежи и чисты
На рабочем халате -
Луговые цветы.

* * *

Под напором трудового фронта
Рвется тишина на лоскуты.
Не находит солнце горизонта -
День и ночь сияет с высоты.
Этот свет влюбленных всех тревожит,
Им бы все гулять да говорить.
Кто-то с непривычки спать не может,
Просит окна потемней закрыть.
Я бы тоже ночь бродила, пела,
Было б только с кем глядеть на свет.
Ну, а если спать -
Какое дело,
Есть на небе солнце или нет.

Прасковья

Не вчера ли
Лето было?
А сегодня - ой-ё-ёй! -
Закружило,
Запуржило,
Засияло белизной...

Молодою,
Озорною
И красивою была,
Самой лучшей на Поное
Мастерицей прослыла.

Где со старостью столкнулась?
Не заметила сама.
Только вышла,
Обернулась -
А вокруг уже зима.

И ходьба теперь -
Не пряник,
С посошком селом бредет.
То ли к Речевой заглянет,
То ль к Матрехиной зайдет.

Свежей новостью уважит,
Посидит,
Чайку попьет.
То быличку им расскажет
Или лувт какой споет.

А недавнею порою
В наше древнее село
Вместе с вышкой над горою
Телевиденье пришло.

Для Прасковьи это диво -
Как чума или война.
Потому,
Зайдя к Клавдии,
Так и охнула она.

- Что ж, племянница, творится?
Стыд-то -
Дымом по селу.
Шьешь ты, девка, рукавицы,
Шерсть и клочья На полу.
У тебя ж в гостях -
Мужчина!
Накормила бы его.
Хоть видна-то половина
Из окошечка того.
Все же, девка, некрасиво.
Мы с тобою лопари.
Пригласила,
Не спросила,-
Так в квартире прибери!..

Ведь случится же такое!
Хоть по-доброму,
Не зло,
Но от смеха над Прасковьей
Все село, считай, трясло.
И в лесу
На всю округу
Вдоль замерзшего ручья
Злая северная вьюга
Заливалась, хохоча.

Береза

На пожне,
На краю покоса,
Седая,
древняя, как миф,
Растет двустволая береза,
Вершины к небу устремив.

Чтоб песни петь под небесами
Народ обычно занятой,
Приходят коми и саами
По праздникам
к березе той.

Она ветвями чуть поникнет,-
В подарки ветви облекут.
Кто бисера наденет нитку,
Кто шелка принесет лоскут.
Сливаясь цепью хоровода,
Как будто воды в ручейке.
Поют два тундровых народа
На всем понятном языке.

У них,
в печали непокорных,
На все века и времена,
Как у березы этой корни,
Земля-кормилица
одна!

Веллес-карнос 3

Жил когда-то в Чальмны-Варрэ
Дед - седая голова,
По прозванью Веллес-Карнос,
Хоть ходил едва-едва.

С ним такая же старуха
Проживала с давних пор,
Слеповата,
Тугоуха,
Лишь язык один востер.

Потому не скучно деду:
Чай попив,
Часам к шести
Задушевные беседы
Начинал он с ней вести.

Всё б судили да рядили
И об этом, и о том.
Жаль, детей не народили,
А без них не красен дом.

Неутешенная старость.
Ночь полярная длинна.
Только память и осталась
О прошедших временах.

* * *

Да и как теперь не вспомнить деду,
Давних дней событья вороша,
Что была когда-то бабка эта
Весела, стройна и хороша.
Сердце застучало часто-часто.
Он, собрав все мужество свое,
В знак любви -
На память и на счастье -
Рукавичку выкрал у нее.

Через год, упряжкой бойко правя,
Пел -
И песням не было конца,-
Как сейчас капканы он поставит
На лисицу или на песца.
А потом с добычею богатой
На оленях, белых, точно снег,
Он приедет милую посватать,
Чтоб не расставаться с ней вовек.

* * *

И она не забыла:
В селенье,
Где не так уж и много невест,
Колокольца на шеях оленьих
Растрезвонили добрую весть.

Так и есть,
У крутого овражка
Возле дома ее, под окном,
Та, знакомая прежде, упряжка
Разнаряжена красным сукном.
Веллес-Карнос -
Запомнила кличку! -
В пецьке 4, белом, как будто зима,
А на поясе - рукавичка,
Что когда-то вязала сама.

И зарделась она,
И смутилась
От незнамо какого стыда,
В боковушку ушла,
Нарядилась,
Все гадала, присесть бы куда.
И туманом глаза застилало,
Голова закружилась вконец,
Когда счастья ей мать пожелала
И согласие дал им отец.

* * *

Ночью лунной, чуть хмельные
После пира, хоть не в срок,
Собирались молодые
В путь далекий.
На восток.

Едут час,
Четыре едут.
Засиял рассвет едва,
Завела она беседу:
- Мой любимый, порсува 5 ...-
И прервал он бег оленей,
Положил на снег хорей,
Осмотрел в недоуменье
Шкуры мягкие под ней.

Все нормально.
Тронул снова.
Заплескалась синева.
Слышит сзади то же слово:
«Порсува» да «порсува».

Злой,
Воткнул в сугроб хорей он:
- Отдохни, а я пока
На костре чаек согрею,
Путь-дорога далека...

Молодая тотчас живо
Узелок достала с нарт
И припасы разложила:
- Скушай, милый мой, кульгар 6 ...

Даже плюнул он с досады.
Как, подумал, дальше жить?
Ну и женка.
Это ж надо -
Мужу горечь предложить.

Он ее одернул резко,
Придвигая котелок:
- Ты сама такое трескай,
Я уж как-нибудь
Чаек...
Без привала
Сутки кряду
Мчались, сон забыв, еду.
И она примерзла к нартам,
Словно таз ко льду.

* * *

...Было.
Мало ли что было.
Но жена его с тех пор
И обычаи сменила,
И нездешний разговор.

И года считать забыли,
Сколько прожили потом.
Жаль, детей не народили,
А без них не красен дом.

Неутешенная старость.
Ночь полярная длинна.
Только память и осталась
О прошедших временах.

* * *

Хорошо, придя из тундры,
Чай покрепче заварить,
После всей дороги трудной
Славно - дома чай попить.

Оця в дом вошел.
Молчанье.
Ни души - лишь он один.
Он включил электрочайник,
Сам за хлебом,
В магазин.

По селу походкой важной.
Как должно отпускнику,
Оця нес кулек бумажный -
Булку свежую к чайку.

Дома - глядь! -
Не верит Оця:
Это что за ерунда?
Холодней морозной ночи
Стынет в чайнике вода.

Оця сел на табуретку
И тотчас же подскочил:
«Я же в радиорозетку
Второпях его включил!»

Вот случится же досада.
Удивленный, он глядит:
Не кипит, так и не надо,
Но ведь и не говорит!

* * *

Что за ночь беспокойная выдалась!
Сын соседки ревет за стеной.
А пурга отгудела и выдохлась
И утихла...
Но что же со мной?

Я не сплю.
И скрипит, не надломится,
У крыльца вековая сосна.
А березка полярная клонится,
И печалится ель, зелена.

Кто стучится?
Соседка ли, ветер ли?
Скрипнет дверь.
Я замок наложу
И читаю бессмертного Петефи
И родные слова нахожу.

Это кажется чудною сказкою.
Открываю в дремотной ночи.
Что любовь -
На венгерском, саамском ли -
Одинаково близко звучит,
И для тех, кому солнце не мерено,
И для тех, кто сроднился с пургой...
Ненавистный, неласковый,
ветреный,
Что же ты не пришел,
дорогой?

Из детства

Отошла пора морошки.
Повстречался с ночью день.
Деду сети и мережки
Ставить в озере не лень.
По сигам или по палии
Дед и прежде был мастак.
А чтоб рыба не пропала,
Он ее готовил так:
Яму выроет,
А в яме
Все обложит берестой
И солит улов рядами.
Вот и весь секрет простой.
А когда наступит осень,
Нет нужды и яму рыть.
Рыбу можно заморозить.
Как дрова ее носить...
Завтра снова я уеду,
Как обычно в сентябре.
Будет жаль прощаться с дедом
И с рыбалкой на заре.
Старший брат мне скажет:
- Надо
Всем за знаньями спешить.
В Ловозерском интернате
Будешь жить и не тужить...
Я учебу понимаю,
И уроки, и стихи.
Но и в школе
Жду я мая,
Жду я дедовской ухи.

Чахля 7

Когда заскучается в доме,
Иди на просторы тайги.
Там маленький сказочный гномик
Живет в корневищах тугих.

Смешной в колпачке своем белом.
Он зла никому не творит.
Но что бы в тайге ты ни делал -
Он все за тобой повторит.

Топориком стукнешь по ветви.
Такой же услышишь ты стук.
А крикнешь - он эхом ответит,
И звук улетит за версту.

Когда же по небу проносят
Дождливые тучи ветра,
То стелет постель ему осень
Из листьев, травы и пера.

И если придешь ты зимою
На это же место, сюда,
Увидишь пространство немое,
А гномика - нет и следа.

Но только плохого не думай,
Своею дорогой иди.
Нет, маленький Чахля не умер.
Он спит.
Ты его не буди.

Первый иней

В сентябре ударил ранний холод,
И туманы пали на реку.
Светлым утром
Соберемся в школу
И уйдем навстречу ветерку.

А трава бела,
На лужах льдинки.
За мохнатой сопкой солнце спит.
«Кырч-кырч-кырч...»-
То новые ботинки
Или снег настойчиво скрипит?

...Но нежданно солнце из-за леса
Выкатило яркий жаркий круг.
Воздух упоительно прогрелся,
Будто осень отступила вдруг.

Языки-лучи, пылая в сини,
Вылизали землю,
Каждый куст.
Видно, солнцу этот первый иней
Очень уже понравился на вкус.

* * *

Ловозерские горы лишь с виду пологи.
Только издали схожи, как братья, они.
И на юг, и на север крутые отроги,
И такие межгорья -
С тропы не сверни.

Есть две страшные пропасти у Алуайва 8 ,
К ним опасно приблизиться -
Так глубоки.
Будто треснули горы
И огненной лавой
Два ущелья две бурных пробили реки.
Это было давно.
Уж не помнят и деды,
Как дрожала земля, сея ужас и страх,
Как сгорали куницы, олени, медведи
В тех огромных и жарких всеядных кострах...

Пасть вулкана
Закрыли сугробы и стужа -
Запечатали пробкою вечные льды.
Лишь местами звенит,
Пробиваясь наружу,
Голубая струя родниковой воды.
Время - лекарь земли.
Все проходит с годами.
Забываются горе, печали, беда.
...Только пропасть,
Что вдруг пролегла между нами,
Как исчезнет, закроется чем и когда?

* * *

Не буду я плакать.
Не буду заламывать руки.
Рыдать, голосить о прошедшем
Лопарке нельзя.
За делом пою
Свою песнь о любви, о разлуке.
И вдруг по щеке
Бисеринкой скатилась слеза.
Ну и что?

И руки, и пальцы в движенье.
Мелькает наперсток.
Сижу я и шью
И тихонько пою про житье.
Потуже мне швы затянуть
И привычно, и просто.
Но все же непрошено
Капнет слеза на шитье.
Ну и что?

Я в доме одна.
Это время приходит такое.
С осеннею стужей
Поднялись птенцы на крыло.
Что им делать в гнезде?
Им еще далеко до покоя,
Им не скоро еще
Возвращаться в родное село.
Ну и что?

Где-то дочка живет,
На работу уходит в детсадик.
Верно ей нелегко,
Но не скучно среди ребятни.
Служит в армии сын.
Пишет мне, что в воздушном десанте
Летает с друзьями.
Крылатым собратьям сродни.

Сентябрь наступил.
И мне тоже пора на работу.
Закончилось лето.
Как грустная песня моя.
Опять окунаюсь
В родные дела и заботы.
И встретят меня
Школьный дом
И большая семья.
Так и есть!

* * *

Влажно утро.
Восход с позолотой.
Даль прозрачна, ясна, широка.
Затопила луга и болота
По весне, как большая река.
Вновь заботы у деда Трофима:
Он копается в снастях своих.
Нагуляются нынче налимы,
Да и щуки
В лугах заливных.

Скоро, скоро, у лета на гребне,
Сенокоса наступит пора.
Словно стяги.
Поднимутся ценьге 9
Там, где рыба клевала вчера.

И пойдут краснощельцы на пожни
Работящий и дружный народ.
Будут косы звенеть, осторожны,
И вставать за зародом зарод.

И у деда Трофима работа:
Хоть давно уж не косит он сам,
Но зато золотую погоду,
Как синоптик,
Предскажет косцам.

Дом у реки

На берегу реки Поноя
Построен дом давным-давно.
Но ни зимою, ни весною
Не светится его окно.
Угрюмый, темный, словно келья.
Не вьется над трубою дым.
Дом пуст и молчалив, как Кейвы 10 ,
Грядой встающие за ним.
Добротно рубленный на камне,
Он только прошлым и живет.
И так близка его тоска мне,
Родившейся у этих вод.
На петлях дверь повисла косо,
К крыльцу придвинулись леса.
И только в пору сенокоса
Здесь раздаются голоса.
Живет совхозная бригада
Неделю или десять дней.
И каждое бревешко радо
Тому, что видит вновь людей.
Народ рабочий веселится.
На кухне ужин раздают.
И в старых сенцах половицы
Не то чтобы скрипят - поют...
Но осенью, сырой и вздорной,
Из дома выветрит тепло.
Последней лодкою моторной
Уедут все в свое село.
И дом окутает молчанье.
Развеет над трубой дымок.
Лишь долго-долго будет чайник
Хранить остывший кипяток...
Коль на ночевку захотите,
Туристы или рыбаки,
Вы не стесняйтесь,
Заходите,-
На доме не висят замки.
Пусть каждый как хозяин будет.
Готовьте на плите обед.
Ведь сердце дома - это люди.
Их нет -
И значит - жизни нет.

Часы

Над работой
Никну, никну
И тяну
Иголку с ниткой.

За петлей
Ложатся петли.
Тише, время,
Бег замедли.

А часы,
Не зная сбою,
«Тик» да «так»...
Как мы с тобою.

Так и льются,
Словно воды.
Год - за годом,
Год - за годом.
Дай мне, время,
Ветер с юга,
Чтоб скорей
Нашла я друга,

Чтоб о счастье,
Не печали,-
Тик-да-так -
Часы стучали.

Тик-да-так...
Приходит старость.
Только память и осталась.

Снегопад

Снег идет по январю,
Снег укрыл дома.
Я тебя благодарю.
Зимушка-зима,
Вот за эту белизну
Над лесной грядой,
За зеленую сосну,
Ставшую седой,
За резные кружева,
Павшие с небес,
И за добрые слова,
Что шептал мне лес.

* * *

Я стою у крыльца
На пороге родимого дома.
Белизна,
Белизна без конца...
Как все это знакомо.

Нарядилась зима.
Как шаман, по-над тундрой несется.
Ну, а я-то, я знаю сама:
Здесь в гостях -
Даже солнце.

Этот холод и снег.
Повторяются неоднократно.
Но года,
Что прожил человек,-
Невозвратны.

Как любила я эти края,
Утро каждое песней встречая.
Не заметила -
Юность моя
Отцвела иван-чаем.

Солнце радости заволокла
Туча скорбная
В ливне и громе.
И в душе не осталось тепла,
Как в нетопленном доме.

Были счастливы мы,
Токовали весной на опушке.
А теперь
Посредине зимы
Я одна, как кукушка.

Ни покоя, ни сна.
Руки-плети без сил опускаю...
Вот опять на дворе
Белизна,
Белизна-то какая!

* * *

Тундры белое полымя..
Стылые снежные скаты...
Человека не встретишь
За тысячу верст, хоть кричи.
Расскажи мне, земля.
Почему же зимою мертва ты?
Разве жизнь замирает
В холодной полярной ночи?

Лишь ознобные ветры
Вздыхают отрывисто, тяжко.
Не о том ли когда-то
Пастух седовласый мечтал,
Чтобы тундра проснулась
И шубу свою -
нараспашку.
Нужен уголь стране,
И бесценная нефть,
И металл.

Чтоб дорога легла
Под тугие машинные шины.
Чтоб земля позабыла
Свой долгий беспамятный сон.
Чтобы даже в горах
Уходящие в небо вершины
Осветились огнями
Искусственно созданных солнц.

Посмотри,
как растут города,
Не окинешь и глазом.
Рудники на упряжке
Уже не объедешь за день.
И доверчиво путь
Уступает огромным БелАЗам.
Тихоход,
старожил этой тундры

* * *

Пятьдесят.
Уже полвека.
Как подумаю - беда.
Что осталось человеку?-
Было,
было,
было,
Да...

На работе не ленилась,
Весела и не горда,
От людей не хоронилась,-
Было,
было,
было,
Да.

В очаге огонь держала,
Чтоб еда была всегда,
Скот пасла,
Детей рожала,-
Было,
было,
было,
Да.

Взять ружье и встать на лыжи
Все могла я без труда.
Я с тобой казалась выше,-
Было,
было,
было,
Да.

Издалёка возвращаясь,
Ты ко мне спешил всегда,
Дом наш взглядом освещая...
Было,
было,
было,
Да.

Как дожди, отморосили
И пропали без следа:
Наша юность.
Наша сила.
Было,
было,
было,
Да.

Нет!- рыданье не годится.
Пусть все прошлое - былье.
И под старость мне гордиться:
Все, что было,-
все мое!

* * *

Не заметили, как
Желтокосая осень к концу подошла.
Все живое на зиму
Готовит запасы тепла.
Потемнели дожди.
Стылой ночью не видно ни зги.
На большие глубины
Уходят в озерах сиги.
Даже звери в лесу
Поменяли окраску и шерсть.
По утрам под ногами
Дедок шебаршит, словно жесть.
В доме двери подогнаны,
Плотно заложен чердак.
В окнах рамы двойные
Глядят в наступающий мрак.

Как долги вечера
В Заполярье, продутом насквозь!
Здесь желанен, как воздух,
Любой, хоть непрошеный гость.
Только скрипнет едва
Припорошенный снегом порог,
Сразу - чай на столе,
Шаньги свежие,
С рыбой пирог.
Я теплом поделюсь,
У меня его хватит на всех.
Если чай не поможет,
В запасе есть шутки и смех.
И словами нельзя объяснить,
Как я рада гостям!..

То, что будет потом,
В одиночестве,-
Это пустяк.

* * *

Как длинна эта ночь,
Как мрачна эта темень.
Свет окна моего
Как пятно на снегу.
Лечь давно бы пора.
Надо спать в это время.
Только я до кровати
Дойти не могу.

Сын домой не пришел.
Где же он, полуночник?
Ведь во мраке
С бедой повстречаться он мог.
Наконец-то звонок.
Открываю - сыночек.
Он счастливый,
Сияет, как вешний цветок.

И на слезы мои
У него уверенья:
- Ты прости,-
А глаза полыхают огнем.
Если кто-то один -
Тихо тянется время,
Очень быстро летит оно -
Если вдвоем..

Юбилей

Пристают в селе к Егору:
- Дед, ходи повеселей!
Золотая свадьба скоро,
Ох и справим юбилей!..
Он вздыхает виновато
Да качает головой:
Поскупилась жизнь на злато,
Горя выдала -
с лихвой.

А ведь было...
На поляне
Над дремотною водой
Подлетал к невесте Анне,
Словно лебедь молодой.

Лучше свадьбы,
Веселее
Не видали за века.
У гармоней
от усердья
Порастрескались меха.

Песни пели,
И плясали,
И галдели всяк свое.
Вдоль Вороньей 11
над лесами
Разлеталось воронье...

Да недолго было длиться
Пляскам - грянули бои.
И другие -
злее -
птицы
Клювы вскинули свои.

Хоть не все еще допето,
Хоть и жизнь в рассвет звала,-
На полях под Будапештом
Песня
ранена была.

Под Архангельском
Палата
Госпитальная тиха.
Дышат легкие хрипато.
Как гармонные меха...

Было все потом на свете:
Лес рубил,
Оленей пас.
Где резвились раньше дети,-
Внуки бегают сейчас.

И уже опять к Егору
Пристает народ в селе:
- Золотая свадьба скоро...
Ох и справим юбилей...

Он смеется:
- Вам плясать бы!
Мы же
старые с женой.
И зачем вторая свадьба?
Нам достаточно одной!

* * *

Желтый ветер шуршит
Облетевшей листвой, как соломой.
И от шумных порогов
Прохладою веет в лицо.
Дед и бабка сажают
В честь внучки
сосёнку у дома:
- Приживется.
Смотри
И запомни свое деревцо...

А село над Поноем
В бору утонуло сосновом.
Зеленеют стволы,
Может, пять, может, десять веков.
Средь посаженных предками
Старых деревьев и новых
Как найти мне деревья
Моих дорогих стариков?

Я запомню свое...
Ах, какие пушистые ветки!
Пусть растет выше крыш -
Смоляная земная краса.
Я ведь тоже хочу,
Чтобы в нашем неласковом веке
В честь людей
на планете
Всегда зеленели леса.

Поле жизни

Человеческий быт переменчив.
Все сильнее тревожит меня:
Поле жизни становится меньше.
Ближе кромка последнего дня.
Нет печалей и радостей вечных.
Но гляжу я, прищурив глаза:
Отделясь от проталинок вешних,
Шумно птицы летят в небеса.
Поле жизни для них - это воздух,
Солнца свет, синева, облака.
Там за звездами -
новые звезды,
Не открытые нами пока.
Нету связи с другими мирами.
Не доходит дотуда сигнал.
Сделать все,
что не сделано нами,
Завещается нашим сынам.


1 Кедткь-выррэм - название горы; дословно-гора, с которой срываются камни.
2 Кухт - национальное блюдо из рыбы и ягод.
3 Веллес-карнос - быстрый, бойкий, подвижный.
4 Пецьке- шуба, балахон из оленьих шкур.
5 Порсува - сидеть неудобно (вост. диалект); кушать хочу (сев. диалект).
6 Кульгар - пирог с рыбой (сев. диалект); рыбная горечь (вост. диалект).
7 Чахля - сказочный персонаж, живущий в лесах.
8 Алуайва - вершина в Ловозерской тундре.
9 Ценьге - колья для зародов.
10 Кейвы - горная гряда вдоль Поноя.
11 Воронья - река и село на Кольском полуострове.

Авторы этой книги

Воронова О.В.

Воронова О.В.

Воронова (Матрёхина) Октябрина Владимировна, (06.10.1934-18.06.1990), первая саамская поэтесса, член Союза писателей СССР (1989), внучка протоиерея М. И. Распутина (по отцовской линии).
Родилась в с. Чальмны‑Варрэ Ловозерского района Мурманской обл., в семье оленевода.
Окончила факультет народов Севера ЛГПИ им. А. И. Герцена (1958). Работала в школах, библиотеках с. Ловозеро, пос. Ревда и г. Боровичи Новгородской обл.
Автор десяти поэтических книг. Писала на саамском языке (поэт-переводчик многих произведений В. — Владимир Смирнов). Соавтор учебного пособия для школьников-саамов «Книга для чтения для 2‑го класса» (1990). Одна из основателей праздников Славянской письменности (1986) и Саамского слова (1987).
Похоронена в с. Ловозеро. В пос. Ревда открыт Музей саамской литературы и письменности имени В. (1994). С 2006 в Мурманской обл. присуждается премия имени В.

Кольский Север


Добавить комментарий
Комментарий будет опубликован после модерации.

Родственные сайты

Пословица / поговорка